Невинность в расплату | страница 5
Мы с Алексой глупо хихикали, надев свои лучшие наряды, пока ждали жениха.
Но… Стоило ему появиться, как обе замерли. И пусть она не говорит, что я одна. Сама превратилась в самую настоящую статую и раскрыла рот.
Огромный. Мрачный. Ледяной.
С тяжелым черным взглядом, что прожигает насквозь.
Невероятно красивое лицо. Мужественное. Высокий лоб, густые черные волосы, твердый подбородок. Идеальный. Дьявольский.
Его красота ударила будто волной. Жестокая. Холодная. Чужая.
Огромное тело с перекатывающими мышцами заставило отпрянуть.
Хищник. Зверь.
И пусть он улыбался и был предельно вежлив.
Ухаживал за мамой и бросал пронзающий взгляд на Алексу, от которого сердце начинало биться где-то в горле.
Зверь. Зверь. Зверь.
Стучало у меня в висках.
Настоящий дьявол.
Ленивая расслабленность хищника не спрятала тяжелый лед в глазах.
Нажим, с которым он смотрел на каждого.
Внутри замирало. Ощущение, что вот так же, улыбаясь одними идеально очерченными губами, он способен в любой момент рвануться и просто растерзать. Выгрызть горло.
От него это исходило волнами. Волнами, которые бьют по самой коже. Ощущаются физически. Отбиваются в животе ударами. Набатом.
Даже Алекса, всегда бойкая, и то притихла. Только улыбалась и кивала в основном в ответ. Кажется, даже не всегда понимая, о чем он ее спрашивал.
Отец, крупный, почти под два метра ростом мужчина рядом с Багировым казался и вовсе карликом. Будто съежился. Стал меньше в разы.
И дело тут совсем не в росте.
В том, как этот мужчина умеет порабощать все вокруг. Одним своим присутствием. Одним взглядом.
Но почему-то за весь вечер этих взглядом досталось именно мне. Хоть я и казалась оставаться самой незаметной.
Каждый раз прожигал меня. Ударял льдом и пламенем. Так, что распахивались губы и я замирала. Не в силах даже сделать глоток воды.
Отбиваясь в животе. Под кожей. Под ребрами. Каждый раз, когда черные жгучие глаза останавливались на моем лице.
Заставляя гореть.
Замирать.
Чувствовать, как внутри расползается что-то черное.
Мрачное. Тягучее.
Заставляет цепенеть, а после оглушительно заводит сердце так, что оно начинает биться где-то в горле. Выскакивая наружу.
— Рад познакомиться, Мариии, — его голос впился внутрь. В кожу.
Вязкой волной, как горячая смола.
Бархатный. Низкий. Чуть хриплый. Тягучий.
Разъел какие-то поры. Оплел паутиной. Липкой. Больной.
И пальцы ударило током, когда прикоснулся. Едва. К самым кончикам, на прощанье.
Так, что этот ток выстрелил в пятках. Пронзил все нутро.