Невинность в расплату | страница 16



Руки дрожат.

Лучше бы не ставила свечу. Не отставляла.

Хотя. Наверное, и не удержала бы ее сейчас в руках. Уронила бы на пол. И еще сильнее разозлила и без того разъяренного Багирова.

— Вот, значит, как.

Наклоняется.

Диким, пронзающим взглядом ощупывает все мое тело.

Не смотрит.

Словно уже берет.

Рвет. Распинает на части.

Клеймо выжигает.

А я… Я не могу даже закрыться.

— Ты понимаешь, что это значит, Мария?

С шумом, как дикий зверь втягивает воздух прямо у моей груди. Прямо над напряженными сосками, которые сейчас выкручивает от страха.

— Ты будешь никем. Даже не наложницей. Меньше, чем рабыней. Я буду трахать тебя где захочу, когда захочу и как захочу. Молча. Утоляя свою похоть. Как вещь. Как самую поганую тряпку. Ты никогда не выйдешь замуж. Не родишь детей. У тебя никогда. Не будет. Ничего своего. Никакого права голоса. Ты рот открывать будешь только для того, чтобы ублажать мой член. Никто и ничто. И. Если. Мне не понравится. Я просто вышвырну тебя отсюда. Ты будешь изгоем и позором. Твоя семья не примет тебя обратно.

— Я знаю.

Нервно тереблю подол прозрачного балахона руками.

— Я знаю, на что иду. Бадрид.

— Думаешь, твоя девственность способна отменить войну? Смыть унижение и позор? Плевок, который швырнула мне в лицо твоя семья?

Ежусь.

Еле сдерживаюсь, чтобы не обхватить плечи руками.

И не сбежать отсюда со всех ног.

Это была очень слабая надежда.

Род Багировых жесток. Силен. Властен.

Такого не прощают.

И…

Это дикий, безумный план. Прийти сюда и предложить себя ему! Совершенно безумный!

Но…

Это единственный шанс. Единственный выход.

Такого никогда не прощали. Никогда. Такое оскорбление во все времена стирается только кровью.

— Бадрид…

Опускаю глаза.

Стараюсь оградиться от его тяжелого дыхания, что пульсом гудит в висках, раскалывая их насквозь.

— Я прошу. Принять. Меня как извинение моей семьи.

— Хорошо, — его пальцы смыкаются на моем соске, заставляя вздрогнуть.

Острый поток тока в один миг пронзает насквозь. Кипятком. Прошибает так, что еле сдерживаюсь, чтобы не застонать. Не отпрянуть.

— Хорошо, Мария. Я приму твою девственность. Но ты понимаешь. За это я ничего тебе не обещаю. Ни-че-го.

* * *

— Сбрасывай это.

Его голос лупит приказом. Ледяным. Пробивающим до костей.

Задираю подол, пытаясь снять чрез голову.

Но Багиров перехватывает мою руку.

Резко дергает ткань на груди, заставляя ее с треском разойтись.

Последняя одежда тонкой лужицей падает мне под ноги.

Кожа покалывает. Зудит. Трещит под его яростными глазами.