— Вода, — сфера воды на конце посоха стала больше, капли потекли по металлическому посоху и замерзли на снегу на земле.
Харуто вытащил последний посох, этот был с кусочком коры в круге.
Хассяку шагнул к нему, мотая головой, сплевывая кровь. Харуто нырнул, развернул посох и ударил им по виску хассяку, ёкай покатился по снегу и пеплу, оказался в центре других четырех посохов.
— Дерево, — сказал он, отпрянул на шаг и вонзил посох в землю, такой уставший, что чуть не промазал. Корни потянулись из дерева ближайших балок, обвили посох, поднялись по нему.
Харуто отшатнулся и рухнул на обгоревшую балку, застонал, кривясь от боли.
— Это задержит тебя на пару минут, — сказал он. Харуто глубоко вдохнул и выдохнул. Он посмотрел на ноющую руку и вытащил кривой ноготь из кровоточащей раны.
Хассяку медленно встал и бросился на него, врезался в невидимый барьер, созданный пятью ритуальными посохами, отлетел и рухнул на землю, покрытую пеплом и снега. Он поднялся снова и убежал от Харуто, врезался в барьер снова и рухнул на спину. Харуто сел на кусок балки и смотрел, как ёкай отлетает от барьера несколько раз, пока он не перестал пытаться сбежать и потянулся к посоху земли. Полетели искры, и он отдернул когти, воя от боли.
Он знал, что был в ловушке. Такие ёкаи не были глупыми. В них почти ничего не осталось от изначальных людей, да, но все же немного было. Где-то глубоко во всех ёкаях был люди, какими они были раньше. Хассяку были типом мононоке, несчастными ёкаями. Харуто упрекнул себя за мысль. Нет, не несчастными. Трагичными. Они заслуживали сострадания, не жалости.
Хассяку ходил в невидимой клетке, рыча, как зверь, сотня ран на груди, спине и руках сочилась кровью. Черные вены на его шее пульсировали. Шелк клочками свисал с его плеч, тянулся из хакама. Харуто смотрел и готовился к грядущему. К тому, что ему нужно было сделать.
Шики выбралась из его порванного кимоно и села на его плече. Она чирикнула, как птица. Глаза были большими и белыми, как вареный рис.
— Я готовлюсь, — сказал Харуто.
Шики чирикнула.
— Да, конечно, я ленюсь, — Харуто вскинул руки. — Хочешь сделать это?
Шики чирикнула.
— Не думаю, — Харуто вздохнул, склонился и вскочил на ноги. — Лучше покончить с этим, пока благословения не рассеялись.
Он подошел к барьеру.
— Оморецу, — сказал он, произнося имя своего покровителя-шинигами. — Я служу от твоего имени. Я служу вместо тебя. С твоим благословением я несу покой умершим.
