– Вика? – искренне удивилась Юлия Владимировна вместо должного приветствия. – А я думала, вы с Эдиком еще не приземлились.
– Куда не приземлились? – осторожно уточнила я.
– Как куда? Вы же решили устроить себе отдых в Турции, побыть на море, поправить тебе здоровье, – зачастила свекровь, а потом резко замолчала. – Или… нет?
И хорошо, что я сейчас просиживала в пробке, иначе первый же встречный столб был бы мой.
– Вика?
– Или нет, – сказала я, когда справилась с приступом смеха.
– Ничего не понимаю… А с кем же он тогда? Или вы не полетели? – забеспокоилась женщина. – Что-то случилось?
Я закусила нижнюю губу в раздумьях, вываливать жестокую правду на свекровь или же нет.
С Юлией Владимировной у меня никогда проблем не было. Она не пыталась мною командовать, унижать, учить, ставить ниже собственного сына, ну хоть как-то досаждать. Женщина с первых дней знакомства очень тепло меня приняла, а потом, когда мы с Эдом решили узаконить отношения, искренне обрадовалась этому.
Мать моего мужа всю жизнь проработала учительницей младших классов, не так давно она вышла на заслуженную мизерную пенсию.
– Случилось, Юлия Владимировна. У Эда любовница. Вполне вероятно, что даже не одна, – решилась я.
– Быть такого не может, – после небольшой паузы сказала женщина. – Эдик души в тебе не чает, он же так тебя любит, Вика! Кто тебе наговорил такой ерунды? Это все завистники! Просто чужое счастье людям глаза колет.
– Лида.
– Что Лида? – не сразу поняла меня свекровь.
– Лида мне сказала. Они с Эдом встречались за моей спиной два года, и теперь моя сестра беременна, – на одном дыхании выдала я. – Так что Эд прихватил в Турцию свою любовницу в положении, а меня оставил разбираться с коллекторами. Вам они еще не звонили?
Мне продолжали названивать, но на звонки я больше не отвечала и перевела телефон в беззвучный режим.
– Как беременна? Какие коллекторы? – опешила Юлия Владимировна. – Вика, признайся честно, ты меня разыгрываешь, девочка?
И вот после последнего вопроса, заданного дрогнувшим голосом, мне стало жаль эту женщину. Свекровь всегда была ко мне добра, чаще относясь теплее, чем настоящая мать, но…
– Простите, Юлия Владимировна, – поджала губы я. – Если это розыгрыш, то я уже которой день живу в чужой больной фантазии.
Между нами повисло напряженное молчание, разбавляемое лишь звуками дыхания.
