Сон, всё ещё уставший и голодный, но отдохнувший душой, тоже спешно одевался. Он совсем потерял счёт времени и только теперь вспомнил о Полине. Пойти к остальным было бы отличной идеей, только где же там её искать?
***
Что до самой Полины, она уже во всю жрала хозяйский «Jack Daniels» и врывалась в тусовку. Горел костёр мечты, куча знакомых и не очень завывали под пьяную гитару «Проклятый старый дом», диск луны, служивший шаром этому танцполу, освещал заброшенный особняк.
Лея — подруга по говнарской юности — обнимала её и пила вместе с ней. Обрыдлые интеллектуалы, роскошные квартирники с правильной музыкой, вековечные монолиты городов — к чёрту всё это, когда есть этот прекрасный праздник. Сансара — от того, что все здесь со всеми, не пойми как, не пойми куда, крутятся, гуляют, оттягиваются — а потом переживают бремя перерождения ввиду тяжёлого похмелья в тщетных попытках вернуть себе память о былых днях, как правило находясь уже в другом месте и в другом времени: в поезде, на вокзале, или где-то на отшибе. Сансара — это про радость. Сансара — это про жизнь.
Кто-то посмотрел на луну, перевёл взгляд на часы, и протяжным голосом пьяного глашатая объявил полночь.
Некто патлатый, в чёрных круглых очках, соломенной шляпе, в вышиванке и шароварах, с внешностью борова и харизмой медведя — старик Нанай — попросил себе гитару. В просьбе не отказали, инструмент подали. Полночь — так полночь, надо соблюдать традиции.
Кто могли ходить — подтянулись к костру, садясь дружным кругом. Старик Нанай закинул ногу за ногу, провёл мощной широкой ладонью по струнам, и проникновенным душевным басом затянул:
«Собралися у дуба
Старинные друзья…»
— Гремит в лесу, — подхватил молодняк, — посуда! Готовится стряпня.
Сколько же здесь, чёрт подери, старых лиц. Всех не упомнишь, особенно на звенящую башку. Ну и к чёрту, зато все свои. Можно поорать. Можно гулять.
— Уже накрыт огромный стол, — хрипло улыбался Нанай, — зажарен чудный поросёнок.
— И-и-и, — затягивали остальные, взявшись за руки, качаясь вокруг костра, — славный тролль несёт
Добротного пивца бочонок, — хором продолжали друзья.
Костёр пылал до небес, освещая лица собравшихся людей. Все они улыбались, все они были счастливы.
Полина радовалась вместе с остальными. Так давно она не была здесь. Уже забыла, каково это — чувствовать себя частью подобного столь пёстрого таинства, сказания о котором, как предание, передаётся лишь легендами да стариками — из уст в уста. Были здесь и косоглазые панки в косухах, и светловласые дети солнца, и мрачные дети ночи — куда же без них.
