— Ладно, понял. Я Салова озадачу, пущай ищет носильщиков. Давай…
Солнце еще не встало, но серые предрассветные сумерки давили тишиной, сливались с туманом. В призрачном полусвете, не дававшем теней, низенькие дома Полунино, беленые или серые, чудились не настоящими.
И витала тревога, неощутимая, как туман. Она всё нарастала и нарастала, как температура у больного, только не горяча, а морозя.
— Товарищ командир! — Ходанович молодцевато бросил ладонь к унтерской кепке. — Бойцы готовы!
— Гранаты?
— Хапнули от души!
— Выдвигаемся.
Красноармейцы моей роты выглядели непривычно в немецкой фельдграу — парни подкалывали друг друга, усмехаясь криво и недовольно.
— Товарищи красноармейцы! — сказал я негромко, нахлобучивая фуражку-ширммютце с имперским орлом. — Терпите. Считайте, что переоделись в камуфляж! Немцы спросонья не поймут, кто есть кто, примут нас за своих. Ну, а наша задача — доходчиво объяснить им, что мы — русские! Истребим эту сволочь под корень!
— Истребим, тащ командир! — ухмыльнулся Лапин. — Чего там…
— Только смотрите мне, чтобы сгоряча в своего не пальнули!
— Да глазастые мы…
— За мной, глазастые…
К Полунино вела узкая дорога, набитая сапогами и колесами — и зажатая с двух сторон минными полями. Мы шагали, и грюканье сапог глушилось напластованиями пыли — родная природа как будто ведала, кто идет, и прикрывала своих.
С первыми зоревыми лучами я вывел роту на околицу.
— Хальт… — растерянно поднялся сонный часовой. — Вер коммт?
Я выстрелил навскидку. Пуля из «нагана» хлопнула, разрывая немцу шею, и тот опрокинулся навзничь, успев лишь винтовку сбросить с плеча.
5-я рота нашего батальона заворачивала на главную улочку. Штурм начнется с их подачи, а пока распределимся…
— Якуш, на тебе две крайние избы.
— Понял, товарищ командир.
— Не забудь про подвалы. Антонов! Берешь дом по соседству и сараи…
Рота разошлась повзводно, и тут грянул сигнал к штурму — боец из 5-й роты закинул противотанковую гранату в люк «Т-III», вкопанного на повороте, у колодца, и скоренько опустил крышку. Взрывом ее вышибло, а затем сдетонировал боезапас — красный огонь с копотью ударил из стального нутра, срывая башню.
— Вперед! В атаку!
Под громовые раскаты я ворвался в намеченную избу. Годунов, топавший за мной, присел, забрасывая пару «лимонок» в подвальное окно, откуда торчал ствол «эмгача», и прянул в сторону. Рявкнул двойной взрыв, выбрасывая удушливые клубы и шеберстя осколками.
На крыльце никого. Врываюсь в сени — пусто. Рву на себя двери, отскакивая в сторону, и жму на спуск. МП-40 в моих руках издает сухой треск, пули веером…
