Но все же.
Все же я хотела обладать силой порадовать его.
Это было как в пророчествах. У меня была сила порадовать или сломать его простым словом. Порвать или соединить.
Я могла простить. Могла восстановить, а не крушить.
С этими мыслями я вспомнила слова, которые отец бормотал у камина в доме Чантеров.
Одно на два, два в одно. Рвать и чинить. Терзать и ласкать. Открыть и закрыть. Сеять и пожинать. Одно на два, два в одно.
Я думала, что он бормотал об Улаге и том, что услышал от моей сестры. Что мы с ней, близнецы, образовывали один Улаг.
А вдруг я ошибалась?
Я ощутила, как сморщился лоб, пока я думала. А если он услышал историю о Подмене?
— Кто пытался убить ребенка из истории? На Кровавом камне? — спросила я.
— Что?
— Чей это был план?
— Все делал Убийца родни. Но предсказала Истина, — его лицо было мрачным. — Правда или ложь, ты пытаешься меня отвлечь.
— Ложь. Я думаю. Убийца родни открыл круги. И моя сестра пыталась открыть дверь армии.
— Да.
— Интересно, что он думал об этом. В этой комнате нет средств связи. Нет писем. Нет дневников. Только поэзия и романы.
— Может, он говорил стихами, — съехидничал Скуврель.
Это была неплохая идея, да?
А если он говорил стихами? А если отец цитировал его слова? А если слова про два и одно были о Подмене, а не о сестрах?
Я отодвинулась от Скувреля и поспешила к столу, выдвинула ящик с поэзией и стала рыться там. Скуврель подошел, прислонился к столу и листал роман, который взял в шкафу с книгами.
— Почему замена сработала? — спросила я у Скувреля. — Любой мог занять место ребенка?
Он пожал плечами, но слова были едкими, словно его что-то задело:
— Кто захотел бы умереть за кого-то, если только не любит того человека очень сильно? И даже так… даже так нужно много веры.
Кто же? Но разве не этого он хотел от меня? Он хотел, чтобы я умерла ради него и его народа. Он хотел, чтобы я достаточно любила их. Достаточно любила его.
Я попыталась отогнать эту мысль. Как он мог так давить на меня?
— Правда или ложь, Кошмарик. — прошептал он, пока я работала. — Скажешь раз и навсегда? Ты не хочешь прощать меня за твою грядущую смерть.
— Правда.
Он издал недовольный звук.
Я листала страницы од закату и баллад о Короле Листьев, а потом выпало потрепанное послание.
Там черный изящный почерк запечатлел:
Одно на два, два в одно. Рвать и чинить. Терзать и ласкать. Открыть и закрыть. Сеять и пожинать.
Круг открой, широкий и глубокий, один для смерти, другой — для прыжка.
