– Меня постригли в монахи только через три года. Дело в том, что внутренне я сомневался, и мои духовные наставники это видели. Сомнения терзали не только меня. Многие став послушниками тонули в собственных страстях, не добравшись до острова Божественного спасения. Как только человека зачисляли в братию и выдавали подрясник, на него обрушивалась гордыня. Он уже мнил себя великим аскетом и молитвенником. В нашем монастыре один послушник провозгласил, что ждет епископскую хиротонию и на меньшее не согласен.
– А что такое хиротония? – еле выговорил сахалинский гость. Кровь с виски прилила к голове, делая его красным и любознательным.
– Рукоположение, – ответил за отца Александра, Эрик.
– Обычно в монастыре постриг (произведение в монахи), осуществляет игумен, но то, что послушники хотят, чтобы их рукоположили высшие духовные чины частое искушение. В одном из женских монастырей послушница поставила условие, что станет монахиней только в том случае, если её рукоположит Патриарх.
– И что было с тем, кто захотел епископской хиротонии?
– Мы думали, что искушение оставит нашего брата, но через неделю после своего ультиматума он сам ушел их монастыря. Год назад я случайно встретил несостоявшегося монаха на конференции посвященной путям достижения межрелигиозного мира. Он обрадовался встрече и долго расспрашивал меня о том, как обстоят дела в нашей обители. Затем рассказал, как сложилась его судьба. Оказывается, сразу после ухода из монастыря он принял католичество и через год уехал в Китай по миссионерской линии (там живет одиннадцать миллионов католиков). Сейчас занимается пиаром в политике и ни о чем не жалеет.
– А какие были у Вас искушения отец Александр?
– Если позволите, я не буду о них говорить. Было много чего. Некоторые люди считают, что монастырь – это Эдемский сад, где монахи молятся, а в свободное время сидят на лавочках в окружении цветов и думают о вечном. Монастырь – это тяжелый ежедневный труд, причем в разношерстном коллективе. Трудники, послушники, монахи – все это люди разные не только в своем чине, но и разные по воспитанию, образованию, а главное, уровню веры. Если ты по-настоящему полюбил Господа, то обязан любить ближнего с которым трудишься по двенадцать часов в сутки, а это порой не у всех получается. Вот вам один эпизод… Каждое утро в нашем монастыре начиналось с «танцев Лазаря».
– Это как?
– Был у нас в монастыре монах по имени Лазарь. В миру он был, то ли музыкант, то ли преподаватель музыки, одним словом человек со слухом, а может быть даже с абсолютным слухом. Помимо общих работ, Лазарь заведовал библиотекой и занимался пением с насельниками монастыря, но то, как мы пели, ему никогда не нравилось. В принципе, неудовлетворенность хорошее чувство, толкающее к совершенству, но нужно отдавать себе отчет о том, с каким контингентом ты работаешь. Монахи и послушники непрофессиональные певцы, что-то они могут, а что-то им сделать трудно, а порой просто невозможно. Каждое утро, во время братского молебна, а это, извините, шесть тридцать утра, при звуках нашего пения, Лазарь начинал мотать головой и топтаться на месте, как конь, ждущий, когда откроют стойло. Прижимая пальцем «козелок» уха, чтобы слышать себя, он ежедневно предпринимал попытки исправить наше нестройное пение, но понимая, что это невозможно, закатывал осуждающе глаза и недовольно кутил головой, подаваясь всем телом то вперед, то назад. Когда пение заканчивалось, он осуждающе смотрел на того, кто из нас максимально «уходил в сторону», цокал и умиротворённо закрывал глаза, показывая всем видом: «Горбатого могила исправит!». И так, каждый день с различными вариациями и телодвижениями. Вначале «танцы Лазаря» меня веселили, но потом стали не на шутку раздражать. Рано утром, после шести часов сна, хочется сосредоточиться на молитве, а тут каждодневное танцующее недовольство. И это только один пример. Про работу с людьми, случайно забредшими в наш монастырь, я вообще молчу. Мне было откровенно тяжело, но почти разом случились два события, которые не только укрепили меня в моем решении, но дали Силы и Веру.
