Познавший космос | страница 12



На тот момент в моей голове все еще не укладывалось то, как жизнь могла поступить со мной так жестоко? Одним безжалостным махом перечеркнуть все, во что было так много вложено. Тогда я еще не знал, что все это было лишь жесткой подготовкой перед тем, чтобы одарить меня. Как оказалось, она любит так поступать. Прежде чем усыпать розами как следует потрясти в банке с битым стеклом и терновыми колючками, потом как следует придавить ладонью, и только после этого дать вам во сто крат больше, чем перед этим забрала.

Да, только тогда я осознал тот принцип. Она никогда не остается в долгу. Если что-то дает, то непременно придет за долгом, но если что-то заберет, то обязательно все вернет с процентами. Чтобы пройти к звездам, нужно преодолеть тернии, но если ты изначально звезда, то велика вероятность, что ты можешь упасть на землю. Жизнь никогда не остается в долгу, и даже отнимая что-то особенно дорогое и ценное, по прошествии времени, отведенного на испытание воли, выплачивает не менее ценным. Этот негласный закон виден везде, показан даже в наших любимых кино и сериалах, и чтобы его увидеть, стоит лишь обратить внимание. 011 – число, тому доказательство, как и Джоэл, и как великое множество других примеров. Нужно лишь раскрыть глаза и посмотреть.

Осознать это мне предстояло в скором времени. Вселенная в нас исчезает только в том случае, когда сам позволяешь этому случиться.


Опустошив все мешки, я недолго полюбовался своей работой, а затем открыл багажник автомобиля и вытащил канистру с розжигом. Вернувшись к куче, с минуту постоял, а затем откупорил бутылку и принялся поливать бумагу горючей смесью.

Когда все было готово, уже совсем смерклось.

Боясь передумать, я быстро достал коробку со спичками, взял одну из них, чиркнул и бросил маленький огонек в груду книг. Пламя занялось почти мгновенно.

Усевшись на нижнюю ступень лестницы, я наблюдал за красными языками, превращающимися в жаркую бурю, охватывающую все больше и больше томов и тетрадей. Чувства были смешанными, точное определение дать было невозможно. Это одновременно освобождало и сковывало. Радовало и убивало.

Меня удивило то, насколько долго пылали книги. Они не горели как газеты, пуф, десять секунд, и от них лишь горстка пепла, развеваемая ветром. Огонь словно вступил с ними в борьбу, старательно захватывая каждый миллиметр бумажного пространства. Когда же всю кипу охватило пламя и она стала похожа на горящую гору, от нее шел такой жар, что мне едва не опаляло волосы, но я на это не обращал ни малейшего внимания и продолжал сохранять инертность и, будто пребывая в трансе, наблюдал за огненными вихрями, пожиравшими почти всю мою сознательную жизнь.