— «Певичек», значит? — стало так обидно. А ведь говорил, что нравится её голос.
— Не цепляйся к словам.
— А знаешь что? — сверкнула заблестевшими от слёз глазами, начав медленно отступать в направлении клуба. — Проваливай-ка ты в свою армию, а я как-нибудь и без тебя справлюсь. Защитник долбанный.
Домой пришел злой, как собака.
— Дура!! — грюкнул дверью, да так, что штукатурка посыпалась и остервенело швырнул на полку с обовью любимые Адидасы.
— Лёш, ты чего разбушевался? — выглянула из кухни мама. По квартире плыл сладковато-ванильный аромат сырников. В желудке тут же заурчало, напоминая, что есть тоже иногда полезно.
— Да так, не обращай внимания.
— Тогда мой руки, я сейчас быстренько суп разогрею.
Всё ещё не выпустив как следует пар, Лёшка угрюмо сунулся в ванную и там снова дал волю эмоциям, до треска намотав на кулак полотенце. На руках вздулись вены, настолько сильным было желание засадить в свое отражение, да и вообще, расхреначить всё вокруг.
Плюнув на сырники, порывисто разделся и сцепив зубы, стал под ледяной душ. Злость, обида, желание придушить упёртую с*чку так и плескались в груди, заставляя монотонно, в полсилы наносить удары по цветастому кафелю. Видите ли, взрослая она. Ага. Щас!
Виски разрывались от пульсирующей боли. Нужно как-то решить возникшую проблему, но как? В голове одни маты. Интуиция подсказывала — протест под лозунгом: «А мне уже восемнадцать и я знаю жизнь» ничем хорошим не закончится.
— Леш, ты там ещё долго? Сырники стынут!
Пришлось переключиться с упрямой козы на родную мать. Между прочим, за неё душа болела не меньше, а то и больше. Мужика бы ей, нормального, сговорчивого. Чтобы было с кем коротать вечера на кухне, на даче ковыряться в выходные. Только где его взять, мужика этого, чтобы не пил и нормальным был? Вокруг одни алкаши и тунеядцы.
Переодевшись в свободные спортивные штаны и домашнюю футболку, уселся за стол, без настроения уставившись в окно.
— Что с лицом? — поинтересовалась Надя, поставив на стол тарелку с разогретым супом.
— Ничего.
Женщина улыбнулась, сняв со сковороды последние сырники, и присела рядышком, подперев рукой щеку.
— Это ты Машке можешь сказать «ничего», а я же вижу, что что-то случилось. Снова с Викой поссорились?
Ничего от неё не скроешь. Порой, легче от такой проницательности становилось, а порой, как сейчас, начинал замыкаться в себе.
— Всё нормально, мам, разберемся. Я там, на книжную полку, деньги положил. Летом пригодятся. Если будет нужна помощь — обращайся к дядь Васе, — начал деловито, взявшись за ложку. — Я его попросил наведываться к вам, так что, — поднял глаза, заметив в материнских глазах слёзы, — не стесняйся. Я хочу быть спокоен, что ты не будешь ни в чем нуждаться.
