Это было жаркое, жаркое лето - Алексей Князев

— Саша! — Испуганный вскрик молодой женщины нарушил идиллию теплого майского вечера.

Дорожку парка, по которой шли высокий, чуть сутуловатый мужчина лет двадцати пяти и элегантная женщина, державшая его под руку, перегородили три мрачные мужские фигуры, возникшие, казалось, ниоткуда. В наступающих сумерках их силуэты выглядели зловеще. Один из троицы выступил вперед и с кривой ухмылкой принялся не спеша изучать свои потенциальные жертвы. По мужчине его взгляд прошелся очень бегло и с откровенным пренебрежением, на женщине же он остановился с гораздо большим вниманием и даже с некоторым оттенком восхищения. Особенно долго он изучал ее ноги в черных чулках, открытые значительно выше колен. Пальцы эффектной шатенки нервно впились в предплечье спутника, который в эти минуты явно не выглядел героически. Мужчина растерянно молчал, не делая ни единого движения, которое могло бы переключить внимание впередистоящего верзилы на него, он даже забыл о сигарете, которая тлела в его пальцах. Ни один из встретившихся в поздний час на узкой тропинке, пока ничем не нарушил тишину, воцарившуюся после короткого женского вскрика. Легкий ветерок, дунувший со стороны троицы, донес до пары явственный запах водочного перегара. Двое, оказавшихся позади своего лидера, неспешно приблизились. Один слегка покачивался, его напарник держался на ногах более твердо.

— Испугались? — подал наконец голос верзила, одетый в мятый джинсовый костюм. Он явно кривлялся. — И зря. Мы люди мирные, никому ничего плохого не делаем. Верно, ребята? — Он оглянулся и подмигнул дружкам. — А всего-то навсего хотим попросить сигаретку — делов-то…

Он неожиданно сделал шаг вперед и резко ударил спутника женщины по корпусу. Тот, при упоминании о сигарете автоматически взглянувший на тлеющий в его руке огонек, о котором в эти минуты совсем позабыл и который уже начинал обжигать ему пальцы, болезненно ойкнул и согнулся, схватившись руками за живот. Второй — шустрый вертлявый тип — мгновенно подскочил к шатенке и грязной пятерней крепко зажал ее ярко накрашенные губы, с которых был готов сорваться пронзительный крик.

Третий, самый пьяный из троицы, зашел женщине со спины и крепко обхватил, не давая возможности пошевелиться, при этом его руки старательно нашаривали небольшую грудь, находящуюся под весьма условной защитой тонкой ажурной рубашки. Верзила же, ударив согнувшегося мужчину теперь уже по лицу и с удовлетворением проследив, как тот повалился в траву рядом с парковой дорожкой, с какой-то ленцой, имеющий оттенок брезгливости, как бы для проформы пнул его несколько раз под ребра. После этого, с чувством выполненного долга, развернулся и вновь обратил свой взор на женщину, пытавшуюся вырваться из вцепившихся в ее тело рук.