— Боцман! — произнёс капитан вкрадчиво, даже нежно, что, конечно, не предвещало ничего хорошего. — Вы читали, что написано на плакате?
— Где? — невинно спросил боцман и обвёл взглядом каюту. В ней пахло чем-то палёным. Небольшое «загорание», как это называют пожарники, пожалуй, могло бы сейчас облегчить его положение.
— У трапа, вот где!
— У вас чем-то палёным пахнет! — повёл мясистым носом боцман, но тут же заметил на койке свежевыглаженные клёши и сразу догадался…
— Что вы мне зубы заговариваете! — вскипел капитан. — «Палёным»! Может, это вы подгорели со стыда, третий раз всех обманываете! Читали или нет?
— Читал… Грамотный.
— Ну, что там написано?
— Много там чего написано… А что вы кричите?! У меня за тридцать пять лет плавания знаете, сколько в ушах капитанского крику напрессовано?!
Закусив губу, капитан отвернулся к иллюминатору. Действительно, горячиться не стоило.
— А написано там, дорогой Иван Михайлович, — прежним зловещеласковым тоном продолжал капитан, — там написано, что маляры взяли обязательство досрочно сдать «Геркулеса». А вы — вот вы! — им мешаете. Да, да! И трюм свободен, и есть куда шмотки перетащить…
Капитан прошёлся по каюте и задёрнул штору у койки с брюками.
— Непохоже это на вас, Иван Михайлович! — уже спокойно упрекнул Звонцов. — Может, что-то мешает? Какие-то есть причины?
— Та… что там мешает… Ничего не мешает, — поморщился боцман. Он действительно трижды обещал освободить кладовые, и ему было неловко перед капитаном. Но и говорить про гнездо не хотелось. Несерьёзно как-то… Подумаешь, какое дело — птюшечка!
Боцман пыхтел, переминался и не уходил, хотя капитан его уже не держал.
— Вообще-то, есть одна… причина, — выдавил наконец Беседочка, — Гнездо там у меня…
— У вас?!
— Ну… У меня в фонарной-малярной. Птичка поселилась. А у неё уже чикулята.
— Какие?
— Да такие… Ма-асенькие!
— Пойдёмте, покажете.
Птичек на месте не оказалось. Четыре полуголые шеи тянулись из гнезда.
— Промышлять полетели, — словно бы извинился за своё хозяйство боцман. — А поглядели бы, как сам-то, трясогуз, подкармливал её, когда она сидела, яички парила, — прямо как сиделка!
Они стояли у двери. Присмотревшись, капитан оглядывал фонарную-малярную, отмечая отменный порядок, и думал, что зря накричал на Беседочку, такого боцмана поискать…
— Вот как тут пустишь ошкрябщиков? — развёл руками Беседочка. — Погибнут чикулята.
— Птенцы?
— Ну. У нас на селе их чикулятами звали.
— Так бы и сказали сразу, — вздохнул капитан. — А то темнили, темнили… Что делать-то будем, Михалыч!
