Немцев на русском просит его смотреть в свое чертово окно, а потом поворачивает ко мне светловолосую голову и смотрит так жестко, что теряю голос.
— Хочешь вернуться в отель? Одна? — проговаривает, сжав губы.
— Ты знаешь что не хочу, — выкрикиваю в ответ. — Знаешь что я…
— Что ты? — требует он.
Люблю тебя.
Никого и никогда я так и не любила. И не собираюсь больше любить. Хотя знаю, что по заказу чувства не включить или выключить! С этим приходится жить…
Кусая губы, смотрю в окно.
Я молчу. И он молчит. А потом тихо говорит:
— Помнишь то лето, когда мы ездили на “грязный пляж”?
— Да… — шепчу, пряча лицо в ладонях.
Как такое можно забыть?!
Ему было восемнадцать, а мне тринадцать! Я почти до утра просидела у него под боком. Худая, нескладная, слишком высокая для своего возраста и… по сравнению с ним глупая. А он был не против. Терся носом о мои волосы и травил байки у костра. Для семьи и кучи друзей! Расслабленный и такой любимый. Тот день будет со мной всегда. В нем я была счастлива, как никогда. Потому что только рядом с ним я такая. Цельная.
Он прирожденный лидер. Где бы он не появился, все смотрят и слушают только его. Быть рядом с ним — чертово испытание!
— Почему ты это вспомнил? — говорю тихо.
Голос дрожит, язык не слушается и прилипает к небу.
Заламываю руки, глядя на свои пальцы.
Откуда то я знаю, что сегодня, в Сочельник, на другом конце привычного мне мира, именно в этот момент, в “грязном” такси решается моя судьба.
— Потому что тогда я понял… — говорит он.
— Что?
Мое сердце делает кульбит.
Тот день стоит у меня перед глазами уже много лет.
Я несла всякую несусветную чушь, а он просто слушал… слушал и перебирал мои волосы.
— Что, блять, у меня все очень херово! — говорит Алекс и трет лицо ладонями, откинувшись на сиденье.
Отчаяние в его голосе делает меня слабой. Оно очень хорошо мне знакомо. Это не шахматная партия и не страшилка на ночь. Теперь все гораздо ужаснее.
— Ты… ты… меня любишь? — шепчу еле слышно.
— Адель, — твердо говорит он и смотрит прямо на меня, не моргая. — Я без тебя сдохну. Тебе было тринадцать, что я мог сделать? Только, блин, ждать!
— Я…
Кручу в голове его слова, пытаясь их осознать и не грохнутся в обморок от радости.
Тогда в ту ночь… мы даже заснули вместе!
— Твой отец оторвал бы мне яйца, — бормочет он, но я впервые за несколько минут чувствую в его голосе улыбку. — И скормил бы их вашей древней собаке.
— Очень смешно…
— Зато правда. А потом… мне предложили эту работу. Блять. Да ты могла мужика себе найти. В любой момент! А мне оставалось только дрочить на твои фотографии в инсте.
