Марион заметила и другие вещи, подробности, которые она осознает позже.
Например, тот факт, что МакЛарен врезался в бордюр, что, вероятно, остановило его вращение и занос. Что горы снега покрывали улицы с обеих сторон. Что падал снег, и даже сейчас хлопья цеплялись за её волосы, таяли на щеках и носу, застревали на ресницах. Снег падал и в ту дыру в машине, где раньше была дверца МакЛарена.
Она также увидела рождественские украшения на всех зданиях, внутри ресторанов и баров, на деревьях вдоль улицы. Она видела красные банты, снеговиков и рождественские послания, написанные баллончиком искусственного снега на стеклянных витринах магазинов.
Однако всё это она поймёт позже.
В эти бесконечные, казалось бы, несколько секунд Марион видела только людей, которые смотрели на них с шоком на лицах и показывали пальцами.
Затем, повернувшись, чтобы посмотреть на мужчину, держащего её на руках, она могла видеть только его.
Эти слабо светящиеся глаза были наименее странной вещью в нём.
Гораздо более интересными, по крайней мере для Марион, были огромные крылья, раскинувшиеся по обе стороны от него, состоящие из перьев глубокого чёрного цвета, пронизанные алыми жилками, как будто они были сделаны из огня, крови и вулканического камня.
Глядя на эти массивные крылья, глядя на улицу вокруг, глядя на кричащих и восклицающих людей, которые указывали на них, Марион едва успевала осознавать всё происходящее. Она с трепетом наблюдала, как крылья вытянулись в полную длину. Она видела, что Тюр слегка нахмурился, а его угловатое лицо оставалось таким же красивым, как у статуи, пока он оглядывал всех зевак.
Потом она услышала ещё кое-что.
Выстрелы.
Это тоже продлилось недолго.
Она снова почувствовала, как мышцы тянутся, напрягаются, сокращаются, расслабляются…
…а потом сердце Марион ухнуло в пятки.
Самые крутые американские горки, на которых она когда-либо каталась, казались ничем на фоне этого.
Прыжки с тарзанки в Патагонии казались ничем.
Все прыжки с парашютом в Новой Зеландии, в Таиланде, в Испании, в Австрии были ничем.
Она открыла рот, может быть, чтобы заорать, может, чтобы просто вскрикнуть от удивления, но ветер был таким сильным, что она не могла ничего сделать, кроме как прижаться лицом к обнажённой груди между руками, которые держали её. Ничто, кроме ветра, не нарушало тишину, пронизанную удаляющимися криками и сиренами.
И выстрелами.
Она всё ещё слышала выстрелы… но и они становились тише.
Марион должна была пребывать в ужасе.
