Истомин поставил подпись на акте допроса и форме ознакомления с уведомлением об отстранении. Внутреннее порадовался, что теперь он научился ставить витиеватую закорючку, и ему больше не нужно сканировать коммуникатором код в углу документа для отправки электронной подписи.
Петровская сухо попрощалась с Михайловской и, не дожидаясь ответного «до свидания», вышла.
– Её дочь не прошла конкурс в Гимназию, – тихо сказала Михайловская, глядя на закрывшуюся дверь.
Истомин попрощался с Тамарой Александровной, выразившей надежду на то, что всё обойдётся, и отправился в тренерскую. Утешало только то, что учебный год почти закончился.
Когда Истомин вошёл в павильон, где располагалась тренерская, ему навстречу выпрыгнула Соня.
– Даниил Юрьевич, я никому…
– Я в курсе, – оборвал её Истомин и только теперь заметил плохо замаскированный тональным кремом большой синяк и опухший край губы.
– Это ребята. – Соня вытирала кулачком глаза. – Получается, я выдала тайну. Пожарку теперь закрыли.
– Понимаю, – как можно мягче сказал Истомин, внутренне радуясь наконец-то перекрытому лазу студентов к проблемам.
– Спасибо, что не выдали Дину, – обернувшись в дверях, сказала Соня.
Соня была единственной, кто его за это поблагодарил. Сама Дина вообще ничем не показала, что имеет отношение к ночному происшествию.
Приём, блестяще проведённый Агнессой, всё-таки заставил Истомина взять больничный. Из-за непрекращающихся болей в спине приходилось пить таблетки, носить корсет и почти постоянно лежать. Истомин коротал время за книгами. Сам не зная почему, он вдруг почувствовал интерес к произведениям Агнессы Русаковой. Никогда ему не нравились мистические рассказы о призраках и страшных тайнах, он даже посмеивался над Викой, в подростковом возрасте собравшей целую библиотеку подобной литературы.
Сейчас Вика при личном содействии Глеба Русакова устроилась в отдел кадров больницы, где находилась Бэлла. Врачи говорили, что девочка вряд ли сможет полностью восстановиться.
Мама и отец Истомина как будто постарели сразу на несколько лет, а Вика наконец перестала наносить свой «боевой раскрас». Когда Истомин разговаривал с ней по видеосвязи, он даже не сразу её узнал. Вместо раскрашенной маски с резким крикливым голосом и развязными манерами на него смотрела просто уставшая женщина.
Раньше сестра была так занята собой, что ей не хватало времени ни на детей, ни на родителей. Теперь же она восстановилась в Академии, работала и ещё успевала повозиться с младшим сыном.
