– Театр-то умирает, а вот цирк уродов…
– Ну, в нашей стране он будет жить вечно. Балет, в смысле.
– Вот вы сказали, не всем везет. Не слышали, что ли? К новому сезону ожидают поставку партии.
– Что, всех на протезы?
– О дивный новый мир. Представляете, только на одной канифоли сколько можно сэкономить?
– Ну вас, Аркадий Львович.
– Киберкордебалет. Звучит, а?
– Идемте лучше в зал, первый звонок дали.
IX
Дистальные фаланги. Проксимальные фаланги. Медиальная клиновидная кость.
В гримерке душно. Тела, липкие, горячие, трутся о мое тело, дышат тяжело, толкаются, как загнанные лошади в тесном стойле.
Латеральная кость. Кубовидная. Пяточная.
Голые тела, мокрые тела, натягивают тонкие слоеные юбки, затягивают ленты, роняют шпильки. Пудрят лица, гнут спины, разминают ноги.
– Миксер, ты слышала, ты слышала? Как они визжали!
Потные руки трогают мои плечи, вуаль щекочет мне щеки. Призрачные вилисы с отрешенными лицами через пятнадцать минут выплывут на сцену в подобающем молчании, но пока они болтают, поют, смеются.
– Сколько зрителей! Восторг! Ну ты даешь, Миксер!
Таранная кость. Предплюсна. Дистальное межберцовое соединение.
Мара, закинув ногу на гримерный столик, замазывает тональным кремом татуировку на щиколотке, маленький отвоеванный островок тела, который принадлежит только ей. Желтый треугольник в черной раме с молнией посередине.
Голеностопный сустав. Малоберцовая кость.
Я отнимаю по косточке, по суставу, по мышце. От сильных мускулистых ног Мары, и от остальных, что суетятся в тесной комнатке. От длинных, жилистых, мягких, напряженных, натруженных. Несовершенных.
И они отнимут.
Большеберцовая кость. Коленная чашечка.
Наклоняюсь к Маре и быстро шепчу:
– Жизель спасает Альберта не потому что простила. Не потому что любит. Вилисы подчиняют ее волю, навязывают танец. А она… Ей просто хочется хоть однажды, хоть в последний раз станцевать свой собственный.
Мара закручивает тюбик и ищет, чем бы вытереть руки.
– Взбрыкнуть захотелось? Хм. Такая версия мне нравится больше.
– Мар… После второго акта не выходи на поклон, бери вещи и уходи.
Она поправляет в зеркале выбившийся из волос цветок и на мгновение хмурит брови.
– Миксер, тебя коротнуло, что ли?
– Мар, послушай.
Шепчу, чтобы не спугнуть стайку вилис. Мара не сорвется, выдержит.
– Они сделают это, – слегка приподнимаю юбку, киваю на протезы. – С тобой, и с остальными. Я знаю, я слышала. Заставят, тоже, как вилисы. Ты же не хочешь… Не хочешь такие ноги…
