– Мне кажется, мы приближаемся к рубежу, который нам не дадут просто так пройти, кто бы за этим не стоял, – Бородач говорил и одновременно жевал свою бороду, что он делал всякий раз, когда прибывал в волнении и о чём-то усердно думал. Из-за этого, его борода всегда аккуратно выстриженная начинала раздаваться в разные стороны, приобретая совершенно неопрятный вид, как после маленького урагана запутавшегося в жёстких волосах.
– Попробуем немного изменить маршрут, – предложил Капитан, – может сможем обогнуть ту чащу, вставшую впереди нас.
Домовые поддержали предложение. Но как только Капитан Гром, сверившись с безошибочным внутренним компасом, ибо не осталось никаких внешних подсказок – всё съела мгла – поменял маршрут, немного отойдя в сторону, а затем, вернувшись к прежнему направлению, все заметили, как постепенно, деревья перед ними опять сгустились.
Отряд остановился.
– Дела, – протянул Бурчун и почесал затылок, взъерошив торчком стоявшие жёлтые, соломенные волосы, напоминающие веники, какими до сих пор пользуются в избах, чтобы соскрести с пола весь сор.
И тут произошло то, что заставило колючему холоду пробежать по всем домовым. Оттуда, куда они шли, лес будто расширился и наступил на отшатнувшихся домовых, а затем подуло ледяным, бесцветным, мёртвым воздухом. Завывания его были сродни вою сошедшего с ума шакала.
Деревья закачались, редкая листва слетела и стремительной стаей бросилась на отряд. Жухлые края их обрели такую остроту, что даже жёсткие волосы взрослых домовых, не спасали от резаных ран. Капитан Гром, в последний момент смог спрятаться в сумке, захлопнув крышку, иначе бы его разрезало, как газетную бумагу канцелярским ножом. Ясень бросился к Тучке и укрыл его полностью, прижав к своей груди. Сам он встал спиной к вертящимся маленьким листьям-бритвам.
Через минуту всё смолкло так же внезапно, как и началось.
Внезапный конец, не обманул отряд: каждый чувствовал, что это лишь передышка, что невидимое зло, чинившее препятствие, было рядом, оно только лишь выжидало.
– Старая ведьма, – сквозь зубы процедил Бородач, выплёвывая горькие листья, опять ставшие обычными листьями, застрявшие во рту и бороде. Губа его кровоточила, как и щёки и брови – всё было изрезано налетевшей гиеной стаей. Пострадал не только он.
– Её проказы, – подтвердил Торопунь: ему листья срезали кожицу с уха, нос в нескольких местах покрылся глубокими, кровоточащими ранками.
Только Туч и Капитан Гром остались невредимы. Ясеню порезали руки: встретив его спину, спрятанную за толстой одеждой, листья обогнули препятствие и набросились с другой стороны, где и поранили ему пальцы.
