– Что-то ты сентиментальна стала, – удивилась я.
– Возраст, – усмехнулась она.
Дорога заняла три дня. Ехали не спеша, сменяя друг друга. На ночь останавливались в придорожных мотелях. Я отдыхала душой и телом. Дорога снимала стресс, будоражила воображение. Марина же все время казалась напряженной, скованной, больше отмалчивалась, часто вспоминала родителей, бабушку. В общем, была сама не своя.
К вечеру третьего дня доехали до Ай-Петри. Остановились на ночь в отеле неподалеку. Марина приняла снотворное. Только в пути я узнала, что у нее проблемы со сном. Рано утром мы были у подножия. Я глянула вверх. Дорога змеей обвивала терявшуюся в редких рваных облачках гору. Встающее солнце золотило пейзаж. Я ахнула, Марина осталась равнодушной. Когда добрались до вершины, сели в кафе, заказали плотный обед, Марина призналась:
– У меня рак нашли. Сказали, осталось три месяца.
– Как? Не может быть, – ужаснулась я.
– Да, вот так, – Марина зло засмеялась. – Я еще никому не говорила, да и не скажу.
– Что говорят врачи? Каковы шансы?
Она пожала плечами:
– После поездки ложусь на операцию. Сказали, грудь отнимать не будут, поздно, только опухоли удалят. Но метастазы уже поразили легкие. Потом курс химиотерапии, потом – ящик.
– Марина, не говори так. Надо бороться.
– Знаешь, самое страшное, что я не столько боюсь умереть, сколько боюсь утратить красоту. Я так привыкла к восхищению, обожанию. Глупо, да? – по ее щекам катились слезы.
– Да, глупо, – ответила я.
– Спасибо за честность, – сестра улыбнулась сквозь слезы, – умеешь ты утешить. А ты, почему так себя запустила? – она критически оглядела мои округлившиеся формы, спрятанные под просторным платьем-балахоном.
– Так вышло, – я не хотела вдаваться в подробности.
– Сейчас приду, руки помою, – Марина выскользнула из-за стола, пошла по направлению к туалету. Я смотрела вслед, не веря, что в этом совершенном теле, отточенном годами регулярных тренировок, поселился рак. "Три месяца, три месяца" – мысль сверлила мозг. Пока Марины не было, принесли по стакану заказанного сока. "Три месяца, три месяца". Я встала, залезла в сумочку сестры, достала снотворное. Сердце билось, как бешеное. Быстро растолкла горсть таблеток двумя ложками, насыпала в Маринин стакан с соком. Когда подошла официантка, обронила:
– Рюмку коньяка.
– Коньяк, ты же не пьешь? – удивилась подошедшая сестра, но, видимо, вспомнив наш недавний разговор, замолчала.
Я с непривычки закашлялась, когда спиртное обожгло горло. Но потом стало легче, нервы расслабились, сердце уняло свой сумасшедший бег. Марина выпила сок, поморщилась.
