– Хм, и как вы… избавляетесь от обузы?
– Да кто как, сударь. Кто платит повитухе, но это подсудное дело и ко всему, неумеха вполне может уморить. Со мной, слава Святой Маргарите, подобного не случалось, но моя знакомая нарочно прыгнула с парапета неподалёку от Тюильри. Высота там приличная, верно с ваш рост. И на следующий день у неё случился выкидыш, только и всего. Говорят, ещё можно класть на живот припарки из шпината, пить какую-то бурду или крестить живот снизу вверх, но, кажется, это мало помогает.
Бланшар в упор посмотрел на девицу, что успела забраться в кровать. И широко улыбнулся.
– Мда, ну хватит об этом, давай, постарайся как следует и получишь пару монет сверх обещанного. Так какие гнусности требовали от тебя мужчины? – с похотливой улыбкой пробормотал Бланшар, нависнув над потаскушкой.
Домой он вернулся поздно и облегчённо вздохнул, увидев, что Вероник действительно успела заснуть. Вот дрянь, присосалась, словно пиявка. Ну ничего, скоро он обретёт свободу. После убийства тётки, так легко сошедшему ему с рук, Эжен перестал испытывать угрызения совести по любому поводу. Он даже подивился, что старуха не является ему во сне, как вечно происходит в книгах. Однажды он даже спросил Вероник, не мучают ли её кошмары, ведь хозяйка отправилась в мир иной не без её помощи. Но ответ любовницы оказался таким простым, что вовсе отмёл любые сомнения. Вскинув свои прозрачные глаза, девушка равнодушно поведала:
– Что уж жалеть о стариках, тем более когда ждёшь наследства. Ведь они пожили своё.
– Хм, ты ведь из деревни, дорогая. Воображаю, как там ждут смерти родни ради надела земли.
– Как и везде, Эжен. Тут уж нет разницы, дом и рента как у тебя или кусок пашни.
– Да… Кажется, я читал подобную историю у Золя>3. Он недурно пишет, этот господин. Да Бог с ним, уверен, моя книга намного превзойдёт все его романы по популярности, – самодовольно добавил он.
И каждую свободную минуту он жадно перечитывал дневник Патриса, словно это чтение давало ему силы, как Священное Писание праведнику. Что и говорить, каждая строчка, написанная рукой красавца маркиза, источала отраву, успевшую пропитать душу Бланшара насквозь. Чем больше он вникал в глумливые размышления испорченного юнца, тем сильнее проникался его утверждениями. Благородные чувства и порядочность высмеивались Патрисом так убедительно и остроумно, что спорить и возражать не было никакой возможности. Порочное поведение и неуёмная жажда удовольствий вызывали откровенную зависть, едкий цинизм – восхищение. И лёгкость, с которой маркиз относился к чужой жизни, снижала в глазах Эжена её ценность. А стало быть, не стоила сожалений.
