Примерно в пяти километрах впереди и справа разорвалось несколько мощных снарядов.
– Что это? – спросил Магазинщиков. – Там же нет никого, по кому они бьют?
– Я так думаю, это наши дальнобойщики пристреливаются, – ответил Алексей, – а это значит, не одни мы здесь, лейтенант. Доведите до своих бойцов, чтобы не чувствовали себя окруженцами, в ближайшее время этот танковый прорыв будет ликвидирован, сейчас не сорок первый год. А мы будем стоять здесь и бой дадим здесь, когда немец попрет.
Штрафники выполнили просьбу Макарычева: взрывались и горели недобитые батареей танки, а вскоре появился и Данилов со своими бойцами. Они как вьючные лошади были загружены мешками, сумками и ящиками, притащили несколько пулеметов, снятых с подбитых машин, множество патронов к ним, гранаты с длинными деревянными ручками, дымовые шашки, много продуктов питания.
– Не пропадать же добру, – пояснил бывший майор. – Карету ты мне подкатил – просто сказка, сиденья кожаные, внутри все белой краской покрашено, пороховых газов после выстрела внутри нет вообще, поворот башни с кнопочки, а уж прицел – просто мечта.
– А ты, Данилов, за что в штрафники-то попал? – спросил Алексей.
– Да вот за это самое и попал. Получали мы новые танки ИС-2, машина хорошая, но для экипажа условий никаких. Внутри башни сосульки железные висят, мои ребята потом неделю зубилом да напильником все в порядок приводили. Вот и сказал я в сердцах, думал мои слова на завод передадут, а их передали – «куда надо», и меня за восхваление немецкой техники…
– Что, наши танки плохие? – перебил его Алексей,
– Хороших вон сколько догорает. Того «тигра» видишь, – Данилов показал рукой, – вы ему в бок башни влепили, мы с ребятами туда заглянули, там фарш, пять трупов, вернее, четыре – один еще живой был, а ведь снаряд башню не пробил, их поубивало осколками собственной брони. Наша броня намного лучше, она вязкая, что ли, осколков не дает, моторы наши лучше, ходовая хорошая, а вот для экипажа условия гораздо хуже. Я сижу вот сейчас в «пантере» и выходить из нее не хочется, радиостанция, какой у нас в штабе дивизии нет, переговорное устройство, шепотом можно говорить, а оптика, я за вами наблюдал, так видел, как старшине муха на лоб села.
Стоявший рядом старшина Фонарев хлопнул себя по лбу ладонью, подумав, произнес:
– Так, холодно еще, мух-то нет!
Все рассмеялись, только Алексей был серьезен:
– Слушай, а восстановить ее нельзя, «пантеру» твою, ну чтоб она поехала?
