–А откуда у тебя сии сведения, Лейба? Ты словно сам побывал в доме у Волынского и про заговор все слышал? Я ведь знаю тебя, хитрый еврей! Ты ради своей выгоды кого угодно оговоришь!
–Ради своей? – Либман был оскорблен. – Да я пекусь о твоих делах! О твоих!
–Но и про себя не забываешь, Лейба.
–И что с того? Я держусь у власти пока ты наверху, и я желаю за тобой место наверху сохранить. Я подкупил одного из доверенных слуг Волынского. Заговорщики от него не таятся. Он подает им вино и снедь разную, а они говорят! И ему лишь слушать надобно.
–Но ты сказал, что среди заговорщиков Иоганн Эйхлер? Так? Мне это не послышалось?
–Нет.
–Но Эйхлер доверенный человек Остермана. И зачем ему желать несчастья своему господину и благодетелю? Пусть он не желает добра мне. Но Остерман!
–Он метит занять более выгодное место при власти Волынского. Поверь, я слишком много заплатил крепостному слуге Волынского. И все сведения из дома его верные.
–И как давно ты про сие знаешь?
–Уже несколько месяцев. Но ранее тебе про то не говорил, а токмо за заговорщиками следил. Но сейчас пришло время нанести по ним удар!
–И как? Что ты предлагаешь?
–Я предлагаю тебе временно поддержать Остермана против Волынского. Пусть никакой из прожектов Волынского не пройдет. А он скоро станет их предлагать императрице. И она станет его слушать!
–Что? – Бирон посмотрел на еврея. – На Анну влияние имею только я.
–Вот в этом и есть твоя главная ошибка, Эрнест! Волынский хитер и действует хитро, а не прямолинейно как ты. Ты слышал, что императрица любит слушать именно доклады Волынского? И знаешь почему?
–Знаю. Говорит он просто и понятно, не то, что Остерман, – ответил Бирон.
–Она прочит Волынского в охранители империи при Анне Леопольдовне, ежели сама императрица умрет.
Бирон был неприятно поражен этими словами банкира. Но подумать про сие стоило. Он хоть и герцог Курляндии и Семигалии ныне, но среди русского дворянства авторитета большого не имеет. А вот Волынский русского корня, родня императрицы по линии Салтыковых. И если он возьмется за дело, то скоро поддержка русской знати будет ему оказана.
Либман понял, что в голове герцога происходит и спросил его:
–Скажешь что я не прав, Эрнест?
–Посмотрим! Я приду вместе с государыней на заседание кабинета. И сам послушаю, что скажет Волынский. И горе ему если он меня предал!
–Рад слушать в твоем голосе твердость, Эрнест! Это нам сейчас и нужно. Время для доброты и мягкости прошло.
