***
С развитием наступления к центру России изменились условия борьбы: обширность театра, рост сил Добровольческой армии, ослабление сопротивления со стороны противника, ослабление жестокости в отношении пленных добровольцев, необходимость пополнять редеющие офицерские ряды, – изменили и отношение. Расстрелы становились редкими и распространялись лишь на командиров-коммунистов.
Лабунский пропустил десяток командиров Красной армии. Почти все они были офицерами или унтерами в царской армии. Но один не вписался в общий список
– Ваша фамилия? – спросил поручик.
– Назаров, Степан Иванович.
– Вы командир Красной Армии?
– Командовал ротой.
– Воевали на германской?
– Воевал.
– Где?
– Румынский фронт 87-й линейный полк.
– Звание?
– Рядовой. К 1917 году был представлен в унтер-офицеры. Но не случилось. В начале 1918 года закончил командирские курсы Красной Армии в Москве.
– Значит вы офицер новой формации, господин Назаров?
– Получается, что так, господин поручик.
– Большевик?
– Да с 1917 года.
– Могли бы соврать, Назаров, – сказал Лабунский. – Этим вы подписываете себе смертный приговор.
– Все равно вы про это узнаете. Мои же сослуживцы и покажут на меня. Не хочу юлить. Что будет, то будет.
– Я противник расстрелов пленных, Назаров. Но я лишь составляю анкеты и списки. Решать станут другие. Потому я запишу вас в другой список.
Лабунский подвинул к себе лист с фамилиями рядовых другого полка, дабы отправить Назарова подальше от тех, кто его знал и мог предать.
– Теперь вы рядовой пехотного полка Назаров. С этим списком долго никто разбираться не станет. Дадут погоны и кокарды и на фронт.
– А если я перебегу на сторону красных?
– Примерно 10% наших пленных перебегают обратно к красным, – спокойно ответил поручик…
***
Лабунский переписал человек сто, когда к нему явился посетитель. Солдат конвоя сказал, что это еврей.
– Какой еврей? – не понял Лабунский солдата.
– Дак разве я знаю. Он сказал, что вы его давний знакомый.
– Я?
– Он так сказал, господин поручик.
– Как его фамилия?
– Голдман!
– Голдман? Но я не знаю никакого Голдмана.
–Знаете. Господин офицер. Как же вам не знать старого Голдмана?
Еврей в черном пиджаке и шляпе протиснулся в комнату из-за спины солдата. Тот пробовал его остановить, но Лабунский отдал приказ оставить все как есть.
– Пусть войдет! Мне кажется, что я его где-то видел.
– А как же, господин офицер. Вы видели старого Голдман в трюмэ в Екатеринодаре, где мы с вами сидели в одной камэре. Старый еврэй тогда кое-что вам рассказал, молодой человек
