– Давай с другой стороны зайдём. Правит Иван четвёртый. Что нам светит при его правлении?
– Ты же сам прекрасно понимаешь, что в любые времена всё зависит от каприза хозяина. Если будет у него в нас нужда, проживём дольше.
– Так давай историк соображай быстрее, что предложить, чтобы у него такая нужда появилась!
– Легко, сказать, – хотел погрузиться Миша в размышления, но не тут то было.
После этого диалога Милана ни как не могла совладать с напавшим на неё истерическим хохотом.
– Миланочка, солнышко, всё образуется. Мы что-нибудь придумаем, – пытался успокоить её Миша.
– У кого? У нас всё образуется? Всё, что я знаю о правлении этого Ирода средневековья, говорит только об одном – Сидеть нам всем на кольях!
– Ну, зачем ты так? На самом деле он был не более кровожадный, чем другие правители его времени. А как по статистике, так и не самый свирепый. Богобоязненный он был. На всех судебных делах пытался участвовать.
– О чём ты? Он даже сына не пощадил! – кипела Милана.
– Это выдумка про убийство, растиражированная художниками. Есть те, и я среди них, кто утверждает, что клевета на царя, который почти святым был и даже молитвы сочинял, вышла Ивану Репину, за его картину боком. Рука усохла. И таких медицинских наблюдений и перипетий не одна сотня наберётся, – поддержал историка психолог.
– Вот-вот. Послушай доктора. А как историк скажу, что версия об убийстве сына появилась лишь спустя два века после самого события. Карамзин, как ярый масон много чего спорного в своих работах понаписал. Ломоносова труды, если бы не подпортили немцы, то можно было бы за основу брать, – закивал Миша.
– Хотите сказать этот царь пушистый зайчик? – вскинула голову Милана.
– Я этого не говорил. Зубастым правителем надо быть, чтобы государство в два раза увеличить. Давай не будем загадывать. Последние дни мы и так словно не своей жизнью живём, – пытался Миша подобрать слова.
И тут Милана заплакала. Тихо так заплакала. Не произнося ни слова или стенаний, она шла с устремлённым вперёд взглядом, а по лицу текли солёные слёзы, орошая её сарафан. Миша хотел обнять её, но у него не было такой возможности.
«Если бы не шарашил адреналин, то я бы тоже мог заплакать» – промелькнуло у него в голове.
Вениамин ссутулился. Его плечи вздрагивали.
«Неужели и док сник?» – кровь прилила к лицу Миши, и он попытался найти мысли, которые могли бы его успокоить.
«Сестра, в оковах, но живая. Любимая плачет, но живая. Даже есть друг-умник, хоть и возможно тоже не в лучшей форме. Наставники-казаки говорили, надо брать силу от природы» – заставлял себя здраво мыслить Миша.
