Отец писал о нерадостных новостях:
«Восстание… Доверено важное поручение… Разобраться… Подавить выступление…
Немедленно…
Надеемся на быстрый успех… Назначить управляющего, оставить доверенных лиц…»
В одном из северных регионов вспыхнул бунт. Поэтому Александр с полком направлялся в Маретинскую крепость – очаг восстания.
«Надеюсь, она не там. Богиня-мать, пусть она будет в порядке!» – Взмолился Володковский. Он прекрасно знал, что в первую очередь в таком бунте, бессмысленном и беспощадном, пострадает сердце крепости и все его близкие.
– Мы выезжаем вечером! Полная готовность!
Нужно поспешить.
Ксения чувствовала небывалую слабость. Бунт вспыхнул и продолжался, на неё уже не обращали внимания – и она благодарила судьбу за то, что о ней забыли.
Вместе с бунтом утекали из её крови силы сердца крепости. Капля по капле, ниточка за ниточкой…
Легенда о Сонской крепости оказалась правдой. Восстание лишает хранителя крепости сил – это Ксения чувствовала прекрасно.
Вместе с силами сердца утекали и её собственные – не зря говорилось, что по дару и плата. Крепости по-разному могли отпускать своих хранителей. Кого – легко и безболезненно, кого – долго и мучительно.
Маретинская крепость словно мстила Ксении за то, что девушка так и не смогла полюбить это место. Она выпивала её досуха.
Графиня грустно улыбнулась – за свой непрошеный дар она, судя по всему, заплатит кровью.
Петрим тревожно на неё посматривал, поил бульоном, да каждые полчаса опускал сухую сморщенную ладонь ей на лоб – проверял, есть ли жар. И хмурился, потому что жара-то как раз и не было, а вот сгорала Ксения в пламени холодном, и мёрзла. Мёрзла, проклиная север и его стылые ветра, вспоминая родной городок, близ Иберии.
– Там солнце ласковое, дядька Петрим… И птицы, круглый год птицы. А здесь, разве хоть одна есть? Нет, ни одной! Pequeños pajaritos, de colores18… De Colores son los pajarillos que vienen de afuera, de Colores, de Colores es el arco iris que vemos lucir…19 – Она пела и смеялась хриплым голосом, кашляла, сбивалась и снова пела, путаясь в словах, поправляясь и снова сбиваясь…
– Бредит! – Испуганно прошептал Петрим. – Сгорает, свечка, без пламени горит…
И вывезти бы её из крепости подальше, чтобы разорвать связь, чтобы не тянула земля чуждая графине силы из неё – да некому. Сам Петрим слаб, а больше никого – сиротинушка – горько плакал старик.
Во дворе замка послышалась ругань крестьян. Отблески факелов расцветили тьму ночи, гул голосов ворвался в крепость.
