.
Ну, скажете Вы, Серкидон, это обычные женские причитания. Хорошо, вот Вам письмо мужчины, которого плаксой назвать никак нельзя.
От Маркса – Энгельсу.
«Моя Женни больна. Моя дочь Женни больна: у меня нет денег ни на врача, ни на лекарства. В течение восьми-десяти дней семья питалась только хлебом и картофелем – диета, не слишком подходящая в условиях здешнего климата. Мы задолжали за квартиру. Счета булочника, зеленщика, молочника, торговца чаем, мясника – все неоплачены. Статью для Дана я не написал, так как не имел ни одного пенни на чтение газет… Самое лучшее и желательное, что могло бы случиться, это если бы домовладелица вышвырнула меня из квартиры. Тогда я расквитался бы, по крайней мере, на сумму в 22 фунта ст. Но такого большого одолжения от нее вряд ли можно ожидать. К тому же еще булочник, молочник, чаеторговец, зеленщик, старый долг мяснику. Как я могу разделаться со всей этой дрянью? Наконец, в последние восемь-десять дней я занял несколько шиллингов и пенсов у каких-то обывателей; это мне неприятнее всего, но это было необходимо для того, чтобы не околеть» 88.
Маркс намекает другу и спонсору: пришли деньги. Потом такие письма научатся писать и дочери. Женни в своих письмах к Энгельсу только благодарила за присланное (деньги, вино), просить – ей не позволяло происхождение.
Но Маркс работал. Несмотря на болезни домашних, голод и домашнюю суету. Работал за единственным столом, порой к его стулу дети пристраивали остальные стулья, устраивая «омнибус». Маркс был «лошадью», и ему приходилось делать вид, что он везёт, иначе можно было получить кнутом. Так он писал «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Часто, желая сосредоточиться только на работе, Маркс писал по ночам. А это разрушительно для здоровья…
Пожалуй, достаточно о жизни семейства Маркса в пятидесятые… Всего писать Вам не имею права, поскольку некоторые письма Маркса и отдельные дневниковые записи Женни больше подходят для сценария голливудского фильма ужасов, чем для нашей переписки.
С начала шестидесятых жизнь на бытовом уровне не сказать чтобы стала совсем хорошей, но перестала быть беспросветной. Энгельс ежемесячно присылал нечто вроде пособия, помогали сочувствующие члены первого Интернационала, некоторые из них завещали Марксу значительные суммы. Относительное материальное благополучие позволило с бородой уйти в писание «Капитала».
А что Женни? Она – подвижница. Женни всегда считала часы работы над текстами мужа «самыми счастливыми в своей жизни». Вечером, после домашних дел, разборок с кредиторами, в крохотной клетушке, при слабом освещении баронесса отрабатывала марксистский факультатив. Главная трудность – отвратительный почерк Маркса, который сам себя не всегда мог разобрать.
