.
Во время пребывания в Крыму императрица сияла, она потеряла голову и от чудесной природы крымского края, и от представлений, и от внимания и почестей, и от восторгов окружающих. В Бахчисарае, вся переполненная чувствами, государыня писала любимому ученику и другу (так она называла Потёмкина) стихи. Выбирала языки: французский… немецкий… в конце концов написала в пику Татьяне Лариной на русском. «Стихи на случай сохранились; //Я их имею; вот они…»54
Лежала я вечер в беседке ханской,
В средине бусурман и веры мусульманской.
Против беседки той построена мечеть,
Куда всяк день пять раз имам народ влечет.
Я думала заснуть, и лишь закрылись очи,
Как уши он заткнув, взревел изо всей мочи…
О, Божьи чудеса! Из предков кто моих
Спокойно почивал от орд и ханов их?
А мне мешает спать среди Бахчисарая
Табачный дым и крик… Не здесь ли место рая?
Хвала тебе мой друг! Занявши здешний край,
Ты бдением своим все вяще укрепляй.
И напоследок Вам скажу. На высоком горном перевале, осматривая окрестности, восхищённая императрица заключила: «Крым – самая лучшая жемчужина в моей короне!» Её путешествие обошлось казне в 10 миллионов рублей.
Настал черёд Григорию Александровичу съездить в Петербург.
В Таврическом дворце был устроен грандиозный и легендарный бал, который вспоминали не иначе, как сказочную феерию. Потёмкина же сравнивали с волшебником из «Тысячи и одной ночи». Всё, что могло поразить воображение было собрано: вазы из каррарского мрамора и печи из лазурного камня, бюсты славнейших мужей древности и золочёный слон, обвешанный бахромами из драгоценных каменьев, склонённые знамёна и пленные турецкие паши, волшебный маскарад и упоительная кадриль в двадцать четыре пары знатнейших дам и кавалеров, иллюминация, которую зажигали триста служителей, и пышный балетный спектакль, а в центре дворца, в зале под куполом – подобие великолепного храма, где над колонами из красного мрамора с позолоченными капителями на мраморном карнизе золотыми буквами было начертано имя императрицы. Ну и конечно прибавлен обязательный в то время эпитет – Великая. В зимнем саду на красном мраморном подножии стоял образ императрицы, иссечённый из чистейшего белого мрамора в рост человеческий. И на подножии опять же золотыми буквами:
Матери отечества и мне премилосердной».
Коленопреклонённый Григорий Александрович, в алом кафтане и епанче из чёрных кружев, целовал руку императрице. Она была в русском платье с длинными рукавами и с богатой диадемой на голове. И у него, и у неё на глазах были слёзы, это была их последняя встреча…
