Черноголовка | страница 7



Она называла и другие имена, фамилии, отчества. Называла так, словно это был лишь неуловимый след на потертых страницах Истории.

– Мы начали приходить на уроки, не понимая, зачем мы туда ходим. Иногда доходило даже до такого, что учитель не приходил вовсе. Иногда… – она всхлипнула, теперь уже взаправду. – Приходил. Но невменяемый. Пьяный. В абсолютно бессознательном состоянии.

Я аккуратно и будто ненароком оглянулся вокруг. Я точно еще нахожусь в одном из самых известных и почитаемых ранее наукоградов страны? Это действительно наша текущая реальность?

– Но не все же учителя… такие? – я не мог найти подходящих слов.

Я был донельзя потрясен.

Она слегка качнула головой.

– Не все. Но теперь уже многие. Кто-то еще пытается нас научить действительно важным, интересным вещам, но их крайне… недолюбливают. Все. И ученики тоже.

Я нахмурил брови от удивления.

– Ученики? – недоумевающе переспросил я.

– Да, – она печально кивнула. – Немногим нравится тот факт, что в школе нужно учиться. Они привыкли бездельничать на уроках, разговаривая о жизни с учителями или просто сплетничая друг с другом. Они отмахиваются от школьной учебы под тем предлогом, что все равно то же самое им нужно будет проходить с репетиторами. А некоторые и вовсе перестают ходить на занятия, считая это бессмысленным…

Я промолчал. Не знал, что на это ответить. Ситуация с образованием полностью обескуражила меня, опустошила внутренне.

– Вадим… ты можешь сказать мне… – теперь она уже явственно и громко всхлипывала. – Какое меня ждет будущее?

Я заметил, что в ее огромных прекрасных глазах стоят слезы. И эти глаза смотрели на меня, ожидая хоть какого-то ответа.

А с ним я немного замялся.

– Будущее… – я нервно провел рукой по волосам. – Может, еще рано…

– Но я не понимаю, Вадим. Ничего не понимаю, – ее слезы медленно и неумолимо падали на дерево лавки, стекая по ее милым раскрасневшимся щекам. – Что мне делать? Учителя на уроках говорили всякое… о стране, о ситуации в мире… о жизни… даже те, которые еще хоть чему-то нас хотели научить, иногда срывались. Жаловались. Давали нам неутешительные прогнозы. А я пыталась все это понять, осознать, переварить в себе.

Я пристыженно смотрел на плачущего рядом ребенка, осознавая себя частью большого и крайне несправедливого взрослого мира, который оставлял все больше и больше детей на произвол судьбы. Заставлял их задумываться в раннем возрасте о тех вещах, о которых дети не должны думать. Ведь они дети. Они должны постигать новое, познавать, творить. А уже потом, с накопленными знаниями и переживаниями, страдать, стараясь сделать окружающий мир хоть чуточку лучше.