— Магия?
— Да. Художница в основе использует иллюзии, насколько я знаю. Напоминает работу скульптора, отливающего по форме. Художница создаёт двойника человека, а затем переносит на холст.
— Потрясающе…
— Приземлённо и неприемлемо в настоящем искусстве, — раздаётся новый голос.
В зал входит расфуфыренная девица с бантом в причёски. Издали похоже на лопасти вертолёта. Девиа проходится по мне оценивающим взглядом и брезгливо поджимает губы, но при Ирвине оставляет своё мнение при себе. Точнее, укол весьма изящный — своим замечанием она выставляет меня неотёсанной деревенщиной.
— Запечатлеть мгновение для вечности, сохранить лицо таким, какое оно было в действительности, а не таким, какое примерещилось художнику. Мне кажется, в этом что-то есть.
— Синьорина, вы не в курсе? Исполнительница опозорилась, никто не закажет у неё портрет, — девица усмехается.
— Опозорилась?
Ирвин пожимает плечами. Вероятно, ему история не знакома.
Девица буквально скалится:
— Она опустилась до декораций.
— Что, простите?
— Высокое искусство не терпит мелочности, а она раскрашивала задники для новой оперы в нашем театре. Что она за художник, если может рисовать без вдохновения, а от начала и до конца рабочей смены? Ф-фи!
Эта девица хоть немного с мозгом дружит?
Я незаметно призываю телефон и, прикрывая его полой плаща, направляю на табличку под портретом, фотографирую.
— Вы абсолютно правы, синьорина. Простите, не знаю, как к вам обращаться. Любой, осквернивший высокое искусство бездуховным прагматизмом, должен быть изгнан с позором, кем бы он ни был: художником, певцом, поваром.
Ирвин хмыкает, давясь смешком.
Девица же понимает меня буквально:
— Да, именно! — горячо заверяет она.
Придётся разжевать:
— Если у повара нет вдохновения приготовить кулинарный шедевр, то завтрак следует отложить.
Выражение её лица меняется на нехорошее. Видимо, с пинка воображение заработало. Но мысль, увы, свернула куда-то не туда.
— Вы издеваетесь? — шипит она. — Вы! Вы хамка! Покиньте салон незамедлительно!
Хоть бы про Ирвина помнила… Вот уверена, что ему её визги как скрежет по стеклу. Золотая девочка слишком много о себе возомнила, а держать в уме несколько вещей сразу, видимо, не научилась. Впрочем, мне с ней за одним столом чай не пить.
— Ирвин, — оборачиваюсь я. — Кажется, нас выгоняют?
Девица захлопала глазами.
— Ничего не поделать, синьорина, — Ирвин легко улавливает моё намерение и включается в игру. — Нам придётся уйти.
