– Ты особо-то себе заслуг не приписывай, – вставил Гриня ядовитое перо в больную мозоль. – Мать на работе своей пашет и на твои удочки с сапогами. Так что… чья бы корова мычала.
Мария Карловна развернулась и засадила больную пощечину старшему.
– Никогда не думала, что ты такой дурак, Гриша, – сказала она и действительно по-новому взглянула на сына. Ему стало нехорошо от этого взгляда. Вечно первый, вечно старавшийся обойти других, отличник, пример для младших, лучший для нее – он только что разбил этот образ у себя внутри. Разбил и у нее.
Гриша замялся и попятился назад. Кузя заметил его смятение и все еще пытался хорохориться, но почувствовал, что бой проигран. Их оборона сломалась. Две большие колонны, о которых сломались три тонких прута.
Николай за долгое время впервые почувствовал себя вождем стаи, которая вымирала на глазах: ее путь зашел в тупик и по его вине в том числе. Когда вожак слаб, начинается хаос. Но сейчас Николай вновь нащупал свою силу, он наматывал ее на кулак, и тот становился стальным. Поэтому он будто знал, что делать и как действовать, чтоб вернуть мир в стаю. В его семью.
Он не стал отступать и сурово, в своих выражениях рассказал, как Саша подвергся насилию и как сломался в свои шестнадцать лет. Он не стал обличать себя и винил, в том числе и Марию Карловну, но досталось и братьям. Мальчик сломался и чуть было не лишил себя жизни, а эти хотели раздавить его еще больше.
Вася что-то промямлил про то, что не знал ситуации.
– А ты больше на диване валяйся со своими танчиками! – поставил его на место отец.
– Шура, мы его найдем. Мы его выловим. Я с него ножчиком кожу мелкой стружкой снимать стану. – Кузя слушал рассказ и с каждой минутой становился более пунцовым.
– Ты на себя посмотри, чудовище! – сказал отец. – Ты его чуть не убил только что. Братоубийца. Это для Бога еще хуже.
– Что ты заладил: убил-не убил, – начал отход Кузя, кривя лицо от чувства вины, наступившего поздновато, – ну бывает. Ну перебрали. Перегнули. Синяками б отделался или легким переломом. – Кузя шустро, обходя отца, подбежал к брату и стал ощупывать ребра. – Слава Богу, все на месте. Обошлось. Ну прости, – и стал сердечно обнимать голого Сашу, который будто изваяние застыл посреди всей войны.
– Дела не меняет, – смотрел Николай на объятия, – завтра на состыковке, чтоб исчезли отсюда. Ты, олигарх, в свою Москву мотай. Ты беги к своей юбке. А ты, Вася, раз выздоровел – иди пой, ищи свою судьбу. Видеть вас не хочу больше.
