Он сам поднялся и потянул за собой сына. Мария Карловна, так и не произнеся ни слова, пошла за мужчинами. Она молилась на погоду, которая сжалилась над ними в этот день, разгорячившись до экзотической в этих краях температуры. Они вышли на небольшой дикий пляжик, и отец уселся на песке, предлагая и другим чуть согреться и обсушиться. Все слушались его беспрекословно, будто он делал так всегда, хотя возможно, за долгое время это был первый раз без возражений. Он просто был прав.
Николай попросил рассказать поподробнее сына о случившимся, но тот не хотел больше вспоминать.
– Это мужское решение. Пусть оно станет тебе просто опытом. Важным и нужным. И поверь, в один день он пригодится. А я помогу тебе найти себя. Как мужчина мужчине помогу. Как друг другу. Как отец сыну.
Они опять обнялись, причем в этот раз Саша вновь бросился в объятия, как маленький мальчик. Это несколько успокаивало. Это было знаком того, что его решения и поступки были продиктованы юношеским максимализмом, взращенным на трагической ситуации.
Мария Карловна подошла сзади и обняла их, уже почти сухих.
– Больше ничего не бойся. Если что, батя рядом, – перед тем, как плыть назад, сказал отец, выразительно посмотрев на бледного сына. И пошел первым.
Их ждали горящие глаза на распаленных от разных чувств лицах. Бить Николай больше не стал. Просто в самых твердых мужицких выражениях попросил убраться с плота к чертям, которые отныне и вовеки им, выродкам, мать с отцом.
– Вы меня били. Нет! Вы мать свою били по ребрам, по животу, где сидели еще недавно. Там и Шурик сидел. Били, и если б вас не остановили, вы б убили. Убили и меня, и ее, – он пальцем указал на Марию Карловну.
Гриня усмехнулся, мол, если б мы били по-серьезному, вот тогда б… Но быстро поправился, взглянув на лица родителей, которые не понимали шуток сейчас.
– Ладно, сегодня не надо. Завтра стыковка. Завтра собирайте свои манатки и с машиной до дома, до хаты! – твердо скомандовал отец. И закрыл глаза, не желая видеть троих иродов.
– Я сказал вон отсюда!!! – взорвался Николай и хотел броситься на Гриню, старшего сына, которого ценил и любил всегда больше остальных, как раз за зрелость, ум, благородство. Мария Карловна остановила его, встав между двух огней.
– Вы стоите на плоту, который вам оплатили. Жрете еду, которую вам оплатили. Даже шмотки ваши – и то не ваши. Квартиры-машины-игрушки-поездки… Идите-поищите теперь тех, кто вам что-то оплатит за красивые бесстыжие глаза.
