– Чтоб проснулась и на свежую голову не застеснялась, – Вася надевал джинсы, Шурик натягивал футболку, Гриша надевал кроссовки.
– Вот тебе и первый день отпуска, – курил в сторонке Кузя, которому не разрешили дотрагиваться до священного тела матери.
Решили сделать самодельные носилки из одежды и крупных веток и перенести ее на плот, не ждать пробуждения. Погода стояла что надо, можно было двигаться вперед. И ведь действительно, маршрут был рассчитан по времени. Возможно, сроки можно было перенести, но не очень-то хотелось заиметь новые непредвиденные ситуации или застрять в этой глуши дольше, чем на четыре недели.
Для перемещения Марии Карловны, которая была совсем не Дюймовочка, на плот все-таки понадобился Кузя. Когда мать уложили на ее койку и все облегченно вздохнули, потому что дело по перемещению спящего дорогого тела оказалось потяжелее, чем тащить плот, отец спросил:
– Ты назад или вперед? – обращаясь к Кузе.
– Что я рак, назад пятиться? Я вперед, с вами, с семьей! – рассмеялся сын, сверкая глазами. Отец ничего не ответил, но не стал настаивать и бросаться сумками в реку.
Мария Карловна проснулась и поняла, что находится на плоту, вокруг стояла тишина, каждый занимался чем-то своим. Но она решила не вставать, а полежать, подумать, что же она такого натворила… Чуть не довела сыновей и мужа до белого каления, что даже они находились в шаге от того, чтобы переубивать друг друга, чуть сама не загнулась, и это результат только первого дня из двадцати восьми. Господи! Как же пережить оставшиеся? Чем она вообще соображала? Поддалась разговорчикам какой-то девчонки, у которой молоко на губах не обсохло. Короче, нужно было принимать решение: возвращаться или плыть дальше.
Возвратиться, значит, остановиться в той самой точке, с которой начиналась пропасть. Кузя, скорее всего, уедет в Москву, кутить за свои алмазы. Гриня вновь отвернется. Вася… Вася превратится в овощ, а Шурик сломает себе жизнь или самолично лишит себя жизни, скорее всего, на руках у матери. Мария Карловна не видела только своего будущего, но вряд ли оно было лучезарным. Таким же туманным представлялось плыть дальше.
Мария Карловна вдруг ясно представила, что несмотря на опасения, нет ничего хуже, чем возвращаться назад. Если впереди ждала катастрофа, то лучше уж пережить ее здесь, чем там.
Она встала, уколы действовали, хотя чувствовалась слабость, но в таком состоянии можно было заняться кухней, ведь по планам семьи готовка висела на ней, хотя не готовила Мария Карловна целую вечность. Только позволяла себе на Новый год заделать огромную тарелку «селедки под шубой», которую обожала сама до проглатывания языка, и с возрастом заметила, что никто, кроме нее, готовить ее так талантливо не умеет. Поэтому доверяла только своим пальчикам. Однако выйдя на борт деревянной посудины, которую величали плотом, увидела, что на особом местечке разведен костер, и там в котелке, как на картинках в туристических гидах, варится нечто вкусное с дымком на всю округу.
