Зарегистрировавшись на рейс, они первым делом пошли в ближайший бар отпраздновать возвращение блудного сына, который всех угощал.
– Мне тоже, – протянул руку Шурик за рюмкой и родители хотели было возмутиться, но братья почему-то остановили их и твердо поставили рюмку коньяка перед пацаном.
Было столько счастья и одновременно трагедии в этой встрече в аэропорту, в преддверии поездки черт знает куда и, главное, черт знает зачем. В воздухе проносились вихри беды, будто завтра война и это последний шанс всем собраться и объединиться. А ждет ли победа или поражение – решение висело на волоске.
Выпили еще по одной и по третьей. После последней Сашка осоловел, и его под общий смех повели под руки на посадку. То ли от алкоголя, то ли от единения Мария Карловна была счастлива. Раскрасневшись, она уселась по привычке рядом с мужем, хотя они уже давно не сидели вместе и не спали вместе, виделись только периодически. Николай молчал, но в глазах читались противоречивые чувства, их не могла прочитать Мария Карловна, но одно ей стало понятно: все надеялись на что-то.
Самолет взлетел, а Мария Карловна быстро натянула себе маску на глаза, будто собираясь ко сну. На самом деле, под маской лились горячие слезы, алкоголь разбудил давние чувства, воспоминания. Марии Карловне вдруг стало жаль себя, ведь она одна по жизни везет весь этот воз проблем, недопониманий, капризов.
Кроме поддержки матери, которая сидела с Гриней и периодически с другими детьми, другой помощи не было, она одна поднимала семью. Николай всегда был, но был как бы на подхвате, как любой мужчина он по привычке и традициям предпочитал отдавать время своей работе, которая приносила сущие копейки, а также своим друзьям и хобби, отлучаться то на охоту, то на рыбалку. Все волевые решения, все толчки, все подушки безопасности создавала Мария Карловна.
Создавала, как могла? Да. Создавала плохо? Да. Она подключала мамок, нянек, домработниц, репетиторов, врачей, медсестер – всех, кто мог ее компетентно заменить, пока она зарабатывала, пахала на благо семьи.
И ей казалось это правильным, ведь было б ужасно, если она – высокого профиля специалист, интеллектуал, талантище, на которой висели, по меньшей мере, пара сотен душ, вместо того чтоб спасать чужие жизни, катала б коляску со спящим ребенком туда-сюда или полдня проводила за плитой или в песочнице. Подобную примитивную работу, по ее мнению, мог бы выполнить кто-то другой. А Мария Карловна ненавидела бестолковую деятельность, с детства презирала лентяев и балаболов, сама говорила только по делу, выполняла действия, как по инструкции, следовала правилам, сама создавала нормы. И у нее все кипело в руках. По крайней мере, так казалось: и дети сыты-одеты, знают Есенина с Пушкиным, и клиника с пациентами под контролем, касса полна денег.
