– Сыновья разъехались, а я… я долго ждал. Но она знала, что у меня есть. Договоренности не было, но она, да и все, знали про Наташу. А зачем я Лариске? Дома живу, деньги плачу, дом – ее царство. А секс с Наташкой. Все как бы по-честному, – рассуждал Николай Алексеевич о своей интимной и семейной жизни сам с собой, иногда поглядывая на меня. – А тут сыновья разъехались, и она с катушек слетела. Сначала принялась меня откармливать, как свинью, все рецепты из интернета на мне поиспробовала, пятнадцать кг плюс, – он показал на пострадавший орган. – Потом давай с друзьями моими: то шашлыки, то рыбалка, то охота. И все с нами хочет за компанию! Да ей раньше на охоту начхать было, а тут купила себе костюм, боты, ружья только не хватало. Но это не все! – прервал он мои позывы к диалогу. – Такса, сука, укусила бабку. Моя таксу убила. А кто с ней спать теперь будет??? – вскричал Николай и хотел рвать на себе волосы, но был абсолютно лыс. – Я?
У меня в голове боролись две силы: рабочая мысль о том, что за дверью очередь из людей и животных, и это не самый лучший момент выслушивать постельные подробности между Николаем Алексеевичем, Ларисой и Галей.
Другая мысль экзистенциальная, опять жужжащая: все-таки кто должен спать с Ларисой?
На первый взгляд, имелось четыре претендента: муж, такса, Наташа и другие… Но я боялась предполагать.
История запутанная. Чувствую, опять обошлось не без бабули.
– Она от меня ребенка хочет! – побледнел Николай Алексеевич и схватился за сердце, только с правой стороны. – Сыновья-то разъехались. Снохи голову воротят от особняка с пятью туалетами. А такса ей, как дочь, была. Она с ней и спала, и ела, и слушала ее бредни. А теперь кто? Вот она и стала подумывать о ребенке. Мол, не старые еще. Деньги есть, можем и искусственно. От других не хочу, говорит. Чтоб дети все братьями и сестрами росли. Только от тебя. Короче, я чуть не рехнулся, – он почесал глаза большими кулачищами, видимо, чтоб они лучше видели мое ошарашенное лицо. – Мы с ней пятнадцать лет не спали, она меня сама вытолкнула в другую комнату. А тут видите ли ребенка хочу от тебя?! Как? – он показал на себя, но я не поняла, что он имел в виду: слишком старый или слишком бравый? – Короче, где могилка собачки? Не знаю, хоть свожу ее туда, может, одумается, другую шавку возьмет. Вместо ребенка.
Все! Он выдохся и плюхнулся в кресло. Видок у Николая Алексеевича был, мягко говоря, предынсультный. Я решила дать ему пять-десять минут отдышаться, и если краснота и одутловатость не пройдут, звонить в скорую.
