После второго совместного рабочего дня, уже без обеда, лишь пощелкав орешки в дороге, мы стремглав полетели к березкам в дачном поселке, точнее, встали за угол того дома, откуда еще вчера выходила потерпевшая в кудрях от бигудей, чтоб проследить, в каком доме она их накручивает. Если она вообще собиралась выходить в среду вечером…
Но бабулька не подвела и сегодня, в дневной еще час, накудрявленная, в своем шоколадном пальто пошла до ближайшего магазина или еще куда-то. Это видимо был ее моцион, прогулка после обеда перед полдником.
Галя, даже глазом не моргнув, будто впервые видит свою жертву, отвернулась в сторону, когда та проходила мимо и опять преспокойненько поздоровалась с нами.
Как только коричневое пальто пропало из виду, мы зачем-то побежали к дому, где она жила, и бесцеремонно позвонили в дверь. На что я рассчитывала, сама не могла понять, но жужжание в подмышках перекинулось на коленки, потом на бедра, за ночь вскружило голову и теперь любопытством жужжало, скворчало из всех мест, желая удостовериться, какая муха укусила Галю.
– Здрасьте, это ваша соседка… с собакой, с таксой, что укусила вашу… – промямлила я, глядя в лицо пожилого и, видимо, больного человека, медленно вышедшего на звонок в дверь.
– Надю что ль? А, это вы со своей шавкой? Ну заходите,– он дружелюбно указал рукой на дом.
– Да я, собственно, на одну минуточку… – разулыбалась я самой своей доброжелательной улыбкой от одного уха до другого, чувствуя, что больше похожа на Гуинплена1. – Дело в том, – одной рукой придерживая Галю, другой я зачем-то схватилась за грудь, свою грудь, под которой билось сердце. – Я спать не могу, почти есть не могу, хочу понять, зачем моя собака укусила вашу жену, – я расхохоталась все тем же средневековым смехом из жизни Гуинплена. – Ведь на вид она совершенно безобидный человек. Добрая милая женщина. Шла, никого не трогала, – передавала я материалы следствия над Галей.
Дядя как-то приуныл, слушая мои сердечные изыскания по поводу психологических воззрений «моей» собаки, числящейся вообще-то еще со вчерашнего дня мертвой.
– Да сука она, – просто ответил дядя. А мы так и стояли у него в калитке.
То, что Галя сука, – это было известно. Непонятно, как это относилось к делу. Или он имел в виду, что сука Галя – форменная сука: мол, совсем дикая тварь женского пола.
Я замотала головой, как бы соглашаясь отчасти.
– Надя тот еще зверь, высосет кровь по капельке, как клещ, кувалдой не оторвешь. Ведьма в пятом поколении. Привороты знает. Всю жизнь меня какими-то травками подпаивала. Подруг отродясь не было. Мать родная и то от нее сбежала. Дети разъехались, домой золотом не приманишь. Сука и есть, – выдал мужчина беззлобно. – Алексей! – и тут же протянул большую сухую руку для знакомства.
