Акт пятый. Катарсис. Сцена двадцать пятая
Комната Атрокса.
Атрокс
Dixi animam levavi (я сказал и облегчил свою душу)
Искушайте, какой мученик без мучений.
Я страдалец от безответности любви.
Голоса
Любовь, выдумал себе ее ты сам,
иллюзия души, обман молодости нрава.
Атрокс
Гениален я,
раз смог создать такое.
Нет, не можем мы создать то,
что сотворило нас.
И не краткосрочное то чувство,
тогда бы давно уж охладел я к ней,
другою я бы девою увлекся.
Она единственная
и лишь она вдохновляет каждый новый час.
Ее глаза увлекают вдаль райскую,
туда, где мне не бывать.
Голоса
Одержим, места себе не находишь,
склонился перед ней.
Атрокс
На колени встаю я только перед Богом.
Она такое же созданье, как и я,
только лучше.
Я вижу в ней,
божественный невесомый свет.
Во всем мире таковой больше нет.
Голоса
Так завоюй ее,
соперников с дороги убери,
покори и обуздай,
овладей девичьим телом.
Атрокс
Нет, не бывать тому.
Ничего в мире этом недостоин я.
Разве можно возжелать что-либо,
фляга кажется пустой,
и бесполезной,
но когда тонуть станет человек,
вдохнет немного воздуха,
выплывет на берег и поблагодарит,
что не налил он в нее вина.
Она драгоценный камень,
а мир ее оправа,
я же ядовитая отрава.
Свободна в выборе Джезель,
сама решит, как поступать
с червяком,
нечаянно наступит
или пройти мимо вознамерится, перешагнув.
Одно из двух.
Голоса
Непреклонен как судьба.
А вера твоя, так ли сильна?
Почему же совершаешь грех?
Атрокс
Дано благо нам прощать, злых духов и людей, всех.
Я слаб, и слабость не есть предел, но есть уступ.
Чрез страданья снизойду до очищенья,
и утешенье обрету.
До изнеможенья,
о, кто вы духи возмущенья?
Пришли, ради мщенья или непристойного умиленья.
Вы знаете,
любовь взаимную мне не познать.
И Байрона мотивы для меня далекий звук.
Я тот, кто рушит, сжигает в пламени мосты,
и ко мне никто не перейдет.
Женщина не посмеет через реку напрямик,
Ведь так легко умереть, разбившись головой о скалы.
Романтизм сладок и упрям,
убаюкивает монотонные сердца.
И я истинно люблю,
потому всеми ненавидим.
Я герой, который канет в Лету,
ведь мои уста женским поцелуем не согреты.
Никогда, в чем вам обвинять меня,
в любви я невидим.
Я не прельститель и не Дон-Жуан.
Женщины передо мной всегда одеты.
И кто же романтик тот ожидаемо последний?
