Перед выездом в Саянск поели «У Гиви» («За счёт организации сегодня! – толкнул его в бок Крепыш и подмигнул. – Но не отработаешь, сам знаешь – трахну!» И заржал). Покурили снова и тронулись. Сима смотрел на степи, уже слегка зазеленевшие, на синее, как Катины глаза, небо и улыбался. Играла музыка, впереди колбасилась Васька, Крепыш молча пил пиво, а Теодор, вполоборота к ним с Ваней, расспрашивал Ивана о его семье, работе, шутил и балагурил. «А вот ещё анекдот. Идет солдат с войны – голодный, замерзший. Ищет, где бы переночевать. Заходит в хату, а там старушка. Пусти, говорит бабуля, на ночлег? Да ночуй, сынок, говорит бабка, только голодно у нас в деревне, накормить я тебя не смогу. – Что, совсем ничего нет? – Ничего, сынок, сама уже три дня не ела… – В общем, бабка, так: ежели чего съедобное найду, то съем. – Хорошо, сынок, ищи. Искал солдат, искал, смотрит – под кроватью тарелка, а там холодец. Солдат половину съел, половину на утро оставил и говорит старушке, мол, говоришь ничего поесть нет, а у самой под кроватью тарелка с холодцом! – Эх, сынок, не холодец это… – А что? – Да туберкулез у меня, я уже лет десять туда схаркиваю…» – «Тьфу на тебя, говнюк! – ткнула Теодора в бок Катя и сморщилась, несмотря на всеобщий ржач. – Поели же только, как можно? Я сейчас всю машину заблюю!» – «Да ладно, – Катю приобнял сидящий рядом Крепыш, протянул бутылку «Абалаковского». – Хлебни вот, пройдёт. Кстати, про «отхлебни» я знаю за@#тельский анекдот, слушайте. Летит самолет, стюардесса выходит к пассажирам и видит: один блюет, а остальные смеются. Ну, думает, у него сейчас перельется, пойду еще пакет принесу. Приходит, все блюют, а он смеется сидит, ну тот, что блевал. Она спрашивает его: Что случилось? А он отвечает: Они думали у меня перельется, а я взял и отхлебнул!»
Все снова зашлись от смеха, включая Катю и Симу. Было мерзко, но смешно. «От… отхлебнул… Ой, я не могу! – повизгивая заходился от смеха Теодор. – Надо запомнить, буду перед едой рассказывать!»
Город Сима увидел не сразу, когда уже подъехали, а горы разглядел совсем издали. Они шли стеной, пиками бодали небо и были ещё совсем снежные, без проталин, несмотря на то что стояла уже середина марта, и степи растаяли и зазеленели. Он подался вперёд, тычась носом в Катины волосы, та недовольно покосилась, но ничего не сказала на его восторженное: «Смотрите, горы!» Только дремлющий Крепыш приобнял Катю за талию и буркнул: «Ну, горы и горы, подумаешь…»
