Вера мучилась, терпела, проходила с ним все эти мытарства на пределе, и он это видел и страдал от собственного скотства и деградации и ничего с этим не мог поделать, понимая, что понесло уже, что это только вопрос времени, и только Вера, да книги, которые он продолжал глотать, да его вера, не жена, а то, что связывало его с Богом, держало его, не давая окончательно соскользнуть в его личный персональный мальстрём.
Вот тогда-то он и принял это решение: хватит интеллектуальной работы – тем более здесь, в L., ему её уже не найти, всё, путь в университет заказан. Значит, остаётся только один путь – тяжёлый физический труд. Так, Господи?
И он пошёл устраиваться на L-ский металлургический завод, в горячий цех.
4.
Матричная кузница, где Костек отработал несколько лет, находилась на окраине завода, который, в свою очередь, стоял на окраине города. Кузница штамповала какие-то детали для автомобильных запчастей: то ли BMW, то ли Volkswagen. Задача была простая: брать из корзины нарубленные чушки, загружать их в печь, потом – по одной, через конвейер – подавать их на пресс, где из раскаленного куска стали получалась заготовка. После этого партию заготовок отравляли на тестовое стендовое испытание, где они проверялись на соответствие стандарту и на отсутствие микротрещин и брака, а уже оттуда пути расходились: все прошедшие испытание изделия шли на шлифовку, а не прошедшие уезжали обратно на переплавку, откуда, в виде огромной рубленой колбасы, вновь поступали к Костеку. В цехе стояло пять таких прессов, испытательных стендов было три, а шлифовальная машина – одна, и одна в резерве. Прессы оглушительно стучали по жёлто-красным болванкам, которые после удара, шипя, летели в масляные купели; стенды журчали низким басом, выводя свою мелодию на проверке партий изделий; шлифовальный агрегат работал беспрестанно, уже на высокой ноте, добавляя свою партию в этот индустриальный хорал. Костека сперва поставили на пресс, это было самое простое – укладывать раскалённую, пышущую жаром болванку в прокрустово ложе штампа, по всем параметрам соответствующего изделию, и нажимать на кнопку. Бац! – Костек открывал рот, чтобы не оглохнуть от звука падающего пресса – и на ложе уже не кусок железа, а красно-чёрная запчасть. Ложе наклоняется, и Костек помогает прутком этой запчасти упасть в ванночку с маслом.
Потом он работал на шлифовке, это уже совсем просто: всё загружается и шлифуется само, автоматически, а ты только принимаешь готовые детали, осматриваешь их поверхностно и отправляешь на склад. Никаких тебе «бац!» и «бух!» поблизости, но наушники всё равно не могут полностью защитить от высокого, как при заточке ножей, писка.
