– У нас с Эдуардовичем самая сложная миссия – быть приманкой. Мы действуем по обстановке, не выдавая себя. У вас иная задача.
Да, у нас была иная задача. Сзади, за тонированными стеклами, сидели три человека. Три человека, вооруженные до зубов, в полной амуниции. Я был одним из этих людей. Я сидел у правой задней двери, прямо за прапорщиком. Своих товарищей я не знал даже по именам. Я знал только то, что их позывными были «четвертый» и «пятый». Я был «третьим».
– Как только начинается перестрелка, – четко говорил прапорщик, – вы открываете стрельбу на поражение. И неважно, кто начал стрелять – бандиты или мы с Эдуардовичем.
Редколесье справа кончилось и начался самый настоящий хвойный лес, солнце перестало меня слепить. Я понял, что дело близится к закату.
– Еще раз повторяю – продолжал прапорщик – только физическое уничтожение. Никаких разговоров и никакой возни. Такова установка и таков приказ. Пленных не брать. Задержаний не производить. Тех, кто спасается бегством, догонять и уничтожать. Амуницию и оружие не терять, следов не оставлять. Трупы мы забираем с собой. Шлемофоны не снимать.
Лес становился все гуще и темнее. Мы подъезжали к так называемому сектору «30». Здесь уже могли находиться бандиты, и прапорщик приказал всем одеть шлемофоны. Из наушника доносилось потрескивание. Потом послышался гнусавый голос:
– Третий. Прием, как меня слышно?
В наушнике зафонило.
Поморщившись, я ответил:
– Отлично слышно.
Я взял Стечкина наизготовку и снял с предохранителя. Шутки кончились. Наушник тихонько потрескивал. Забрало шлемофона надвинулось прямо на глаза, и я слышал свое шумное дыхание. Я пристально смотрел вперед и видел там застывший, словно одеревеневший затылок прапорщика. Краем глаза я заметил, как у Эдуардовича по шее стекает капелька пота.
Я почувствовал, как вздрогнула нога сидевшего рядом со мной бойца.
Сейчас, сейчас. Минут через пять все начнется. А потом очень быстро закончится. А может быть, начнется позже, через полчаса, когда мы будем делать второй круг. Или через час.
Или никогда. Может быть они там уже сами что-то не поделили и друг друга перестреляли. Это на них очень похоже.
В конце концов, почему я волнуюсь? Такие, как они, сожгли мой павильон. Такие, как они, в любой момент могли убить или искалечить меня, Майка, дядю Ибрагима. Да практически любого. Так что, это всего лишь очередная грязная работа.
Должен же кто-то выполнять грязную работу.
А может быть всякая человеческая жизнь бесценна? Не важно, чья… Есть хищники, есть жертвы. Кто-то считает себя санитаром леса.
