Потом я подписал какие-то бумаги, и директор рынка подписал какие-то бумаги. Потом директор рынка ушел, бормоча под нос обвинения в мой адрес.
Колосков сунул мне в руки листки бумаги:
– Возьмите.
– Что это? – спросил я.
– Акт о пожаре – ответил Колосков.
– Зачем он мне? – спросил я.
– Берите – ответил Колосков – Будет возбуждено уголовное дело. И пока ничего не делайте с этим – он указал на сгоревший павильон. Будет проводиться экспертиза.
Потом майор предложил подвезти меня домой. Но я отказался. Майор ушел, а я остался сидеть на бордюре. Не выспавшийся, наскоро одетый. На ногах у меня были домашние тапки.
Я сидел и думал. Мне не представлялось, как мы все это будем восстанавливать, сколько это будет стоить денег, времени, сил. Я не знал, как это все воспримет Майк. И вообще, как это все будет. Я не знал и не хотел об этом думать. Думать об этом мне было страшно. Делать ничего не хотелось. Хотелось биться головой об стенку и плакать.
Начало светать. Я взял себя в руки, поднялся и, наплевав на предупреждение майора и продукты горения, подошел к павильону. Переступив через оплавленную вывеску, я поднялся на крыльцо. Острый запах гари ударил мне в нос. Я вошел внутрь. В предрассветном сумраке там все казалось иссиня-черным. Я поднял голову и увидел, как сквозь дыру в прогоревшем потолке просвечивает тяжелое серое небо. Под ногами хрустели какие-то осколки. Я обернулся и пошел назад, ориентируясь на отсвечивающий сумеречным светом проем двери.
На улице я вдохнул свежего воздуха, но казалось, что гарь уже навсегда въелась в легкие. Испытав сильный приступ кашля, я согнулся. Когда я откашлялся, я выпрямился и, не торопясь пошел к выходу. Прямо перед собой, в двадцати метрах по курсу, я увидел темный силуэт чайной. Два дня назад я был там. Я стоял там и смотрел сюда, на свой павильон, на это место, где я сейчас стою. Смотрел и видел то, что мне сильно не понравилось.
А до этого у меня был разговор. Разговор с прапорщиком Карнауховым.
Я подошел к дверям чайной и сел рядом на землю, опершись уставшей спиной о стенку. Сел и стал ждать. Когда-нибудь эта чайная откроется. И когда-нибудь, я это знаю, в эту чайную зайдет прапорщик Карнаухов.
Глава 44. Шон. Никаких сафари.
Кого ты, тот и тебя
Восьмой закон Гермеса Трисмегиста.
Шон въехал во двор и, довольно шумно, до черного дыма из выхлопной трубы, припарковался, въехав задним ходом на высокий тротуар. Шон, выскользнув из машины, прошел к подъезду мимо забивавших «козла» пенсионеров, чувствуя на себе недобрые взгляды.
