– Я – Шон от Красавчика. У нас там это… Надо дело разрулить. Девочку ранили.
– Аа! – всплеснул руками Татарин – Совсем забыл. Ну что ж ты сразу не сказал?! Пойдем со мной.
И он взял под руку Шона, помахал на прощание другой рукой портье, и они вышли на улицу.
– Да с девочкой все в порядке. Не стоит беспокоится… – продолжил Татарин на улице – Все там хорошо. Они у меня все застрахованы. В хороших клиниках лечатся. Но это хорошо, что ты зашел… – и он придвинулся к Шону ближе, переходя на шепот.
Шон напряг слух, чтобы не пропустить ничего важного.
– Маленькая дружеская просьба. Есть тут у нас одна морда депутатская, по фамилии Чернышов. Он меня сильно напрягает.
Татарин немного отстранился от Шона, слегка повысив голос.
– Я бы с ним и сам поговорил, но он меня может не послушать. А я бы не хотел крови… Вы бандюки – вас он послушает. Поговори с ним, спроси, сколько он хочет. По-хорошему… А если не выйдет по-хорошему, дави его гада, как вы умеете. А я уже в долгу не останусь… И, пожалуйста, держи меня в курсе дела.
Шон молча кивнул.
– Заранее спасибо. Будь здоров.
Татарин уже собирался идти обратно в здание, но вдруг замер, посмотрел вдаль и удивленно произнес:
– Ах, какая девочка…
Шон обернулся.
– А? Это моя знакомая с другого города. Просила подвезти.
У машины Шона стояла Татьяна. Она стояла на одной ноге, балансируя на шпильке. Вторая ее нога, босая, опиралась на капот машины Шона. Даже отсюда был виден ее ярко-розовый педикюр. Ветер задирал ее короткое легкое платье. Наклонившись вперед, она пыталась поставить на место свой злосчастный обломавшийся каблук.
Глава 39. Нагорный. Тени прошлого.
Ты должен побеждать всех, ты в состоянии сделать это, но что произойдет, когда побьют тебя, сможешь ли ты справиться с этим?
Константино Д’Амато
Когда, я вышел из автобуса с заледенелыми стеклами, мощный порыв ветра чуть не сбил меня с ног. Я пошел вперед, прикрывая лицо рукавом. Со всех сторон: сверху, сбоку, спереди и сзади на меня сыпалась снежная крупа. Я продирался по сугробам, лицо медленно превращалось в мертвую безжизненную маску.
Может быть, сейчас было раннее утро, а может и вечер, на моих часах было ровно шесть, но круглые сутки стояла ночь, и я не мог ничего сказать об этом.
В торце дома стояли люди, державшиеся за стену. Я заметил их только тогда, когда подошел вплотную. У угла дома стоял фонарь, но его свет еле пробивался сквозь плотную снежную завесу. Я не слышал, как хрустит снег под ногами, я вообще ничего не слышал. Если кто-то бы крикнул мне прямо в ухо – я и этого бы не услышал, такой сильный был ветер. Какая-то женщина рядом со мной прижимала к себе ребенка.
