Ретировались они сначала мелкими перебежками по грунтовке, а затем, когда где-то рядом грянули сирены, врассыпную кинулись, кто куда, через кукурузное поле. И Горыныч тоже кинулся – не было никакого желания рассказывать то, чему он был свидетелем последние пару часов, кому бы то ни было – тем более в милиции.
Рванув в зеленую кукурузу, он споткнулся и уткнулся лицом вниз в зарослях около дороги, и не было сил подняться, смог только отползти на пару метров от дороги, да повернуться на бок, чтобы увидеть пронесшуюся мимо милицейскую машину, где он заметил знакомый ему профиль майора Стромина, выехавшего на еще один стопроцентный «глухарь».
Когда он, обессиленный и морально уничтоженный, наконец добрался до своей комнаты, никакого облегчения он не почувствовал. Внутри его раздирали смутные противоречивые чувства. Теперь он, на самом деле, хотел все забыть. И жить, как раньше… Просто жить…
Потом, когда Горыныч докурил и аккуратно загасил окурок, дрожь в руках уже почти утихла. Но осталась одна маленькая неприятная вещь. Ему показалось, что он уже никогда не будет прежним. Как и тогда, несколько лет назад, когда он рыдал у себя дома, думая, что убил человека, а потом пришел Папа и двумя оплеухами вернул его на землю. Или, когда ехал в поезде и думал, что предал друга…
Как ни крути, но человек – это такая животина, которая ко всему привыкает…
Горыныч посмотрел через фрамугу на улицу. Где-то там внизу парни играли в футбол. Он пощупал рукой свой порванный карман. Ведь можно же просто жить…
Снизу послышались шаги – по лестнице кто-то поднимался. Горыныч посмотрел вниз через лестничный пролет и увидел Митрохина, соседа по этажу. Он держал в руках стопку писем – сегодня он дежурил и разносил почту.
– О, Горыныч?! Танцуй! Тебе письмо. – нарочито радостно пробасил Митрохин.
«Папа что ли денег прислал?» – подумал Горыныч. Это было бы вовремя.
Митрохин протянул конверт.
– Письмо? А извещения что, нет? – удивленно спросил Горыныч
– Нет. Только это.
– Давай сюда!
Горыныч резко выхватил конверт, подождал, пока Митрохин уйдет, а потом снова поднялся на технический этаж и стал рассматривать письмо.
Конверт был с красными и зелеными печатями, лишь только одна печать черная, на которой было написано ОПС-43.
И все надписи по-иностранному. Горыныч попытался прочитать обратный адрес;
Flughafen Wien-Schwechat, Wien, Osterreich.
Что за черт?
А фамилия-то знакомая, его фамилия. Да и Папина, кстати, тоже. Горыныч надорвал конверт, достал письмо и стал читать. Письмо было не длинным – уместилось на половинке тетрадного листа.
