Им тут на каждом шагу место, не успеваю раздавать хэштеги.
–
Они на сингулярность хэбешку, а я подбираю словечки,
Чтоб Мир прыг в сон, как овечки, а проснулся уже посвежевшим.
В Астрабаклани нет жести, тут мечтателю есть место,
Заряжаю револьвер "Божье сердце", чтоб тухлый Мир наконец треснул.
Ты сидишь за своим столом, что-что чертишь своим пером,
Чувствуешь, как хлюпает нос, как дождь общается Морзе.
Морфий никогда не был ответом, он был хлипкой дверью,
Но только для самых смелых, для тех, кто умеет верить.
–
Стены с тобой говорят, им не хочется тут стоять,
Но у стен своя Судьба, как и у тех, что падают в Ад.
Ты мечтал узнать, что есть там: дороги, улицы, города?
Своя у Бога на плечах бошка, кидает тени на мясокомбинат.
–
Бог художник, а не педант, Бог Де Садов консультант,
Души падших продолжают свой марш, на скотобойне давя рычаг.
Только крики, только печаль, перекрестится и пономарь,
Он не знает, что Бог эмпат, умножающий чувства в сто крат.
–
Ты сидишь за столом и пишешь, у тебя новая страшная книжка,
И мысли курятся лихо, порождая кровавые виды.
Вилы фермера, мёртвый первенец, вечное отсутствие зелени,
Пусть потаращат зенки, от твоих книг затрепещет грешник.
–
А Богу только усмешка, он твой самый главный оценщик,
И никто не знает, конечно, что Ад живёт вне всяких подземок.
Ад тут, он рядом, на старом и замызганном мясокомбинате,
Где кричат даже маньяки, чувствуя боль всяка мясного шмата.
Никогда не мерил мудреца, талдыча, что конечна зима,
На небе же чёрный ожог сиял, запуская комковую гарь.
Им бы угар опиата, в попытке опоясать слабость,
Пробе жалкой станцевать танец, живя в безверии и стенаниях.
–
Окруживши себя стенами, читая из мрака романы,
Всё глубже в землю вгонялись, никогда уж не улыбаясь.
Сам был в улыбном достатке, десной ослепляя пьяных,
Бряцал мимо пыльных кафедр, сообщая, что счастье реально.
–
Таких тут обычно скрывают, мне кричали, что "походу язва",
Им хотелось плакать и плакать, утопая в беспечной печали.
На дверях храма писалось "басни", животных заставляли кусаться,
Тушили оптимистов факел, про любовь плевались "враки".
–
Как жалко, зима их поела, лишив победы и хлеба,
На знамёнах знаки депрессий, а от снега некуда деться.
Закрыт светлый мир детский, сожжён блокнотик поэта,
И всё же: зима скоротечна, печаль не бывает вечной.
–
Я был с этой идеей, я жил с этой идеей,
Хоть мне никто и не верил, с улыбкой ждал изменений.
И вот тебя, Дарья, встретил. А кто ты, если не лето?
Зимы уже больше нету, а я подогрет твоим блеском.
