– Вы о том, где Мария Михайловна? – тихо пробормотал Шоплену сторож Приданов.
– Нет, я о том, вот это – что такое? – Шоплен указал на портрет Приданова, висящий справа от премьер-министра и слева от Марии Михайловны.
– Это я. Я тут помимо сторожа еще и главой администрации работаю – сказал сторож.
– Один в один. Так значит, вы тут в двух лицах… деннервеннер.
– Доппельгенгер, – поправил Приданов.
Редкая сибирская деревня избежала еще того, чтобы в ней обнаружился потомок ссыльных немцев. Сторож Приданов, впрочем, стыдился своего иностранного происхождения, а работник администрации Приданов и вовсе его усиленно скрывал. Впрочем, доставшиеся от дедушки знания о немецком наречии иногда прорывались сами, победно гудя вагнеровскими трубами. За это Приданов в своих двух ипостасях бывал изредка бит односельчанами на затянувшихся застольях.
– Так. А где женщина?
Сторож Приданов понизил голос и просипел, оглядываясь по сторонам "тут".
– Как это – тут? – одновременно спросили Шоплен и внезапно очнувшийся от транса Зойдль.
– Так это. Тут – еще более притихшим голосом ответил Приданов.
– Степан Михалыч, я же вас совсем не слышу. Что вы вечно шепчетесь, вы говорите, вы по делу? – прогремела Мария Михайловна в тиши кабинета, и все вздрогнули. Шоплен и Зойдль одновременно набрали в грудь воздух и открыли рты, дабы огласить свою цель визита. Степан Михайлович закрыл глаза и отвернулся. Его лицевые мускулы совершенно расслабились. Ленин закрыл глаза, и немного передвинулся, спрятавшись за особо толстым огурцом.
Затем последовала череда событий, которую достоверно не смогли воспроизвести как непосредственные участники, так и случайные свидетели, коих было двое – Яков Васильевич, возвращавшийся мимо сельсовета домой после пробуждения в доме товарища в окружении пяти пустых бутылок из-под самогона, и его собака Дуня, нежно корректировавшая тяжелый хозяйский шаг. Из окна второго этажа сельсовета высунулась рука трудящейся женщины пятидесяти лет и три раза с равными паузами щелкнула мясистыми пальцами. Морозный воздух на секунду застыл, обрел твердость и фактуру, а затем рассыпался обратно на хаотические составляющие, издав звук медного гонга. Стоявший у входа в сельсовет внедорожник загудел двигателем и включил фары. Яков Васильевич, рассказывая товарищам, клялся и божился, что из дверей к машине метнулись две тени, нервным волчьим скоком запрыгнули в машину и нажали на газ. Визг покрышек разрезал медитативную тишину Малого Табата, взревел мотор и внедорожник, подскакивая на ухабах, рванул прочь из деревни.
