Констанс Литтон после войны немного окрепла, когда начала посещать физиотерапевта, как она рассказывала Джесси, сестре Энни: «Это похоже на чудо, после десяти лет в полумертвом состоянии». Тем не менее ее сердце было по-прежнему увеличено. Она в очередной раз попыталась жить отдельно, уехав от семьи и сняв квартиру в Паддингтоне. Там 22 мая 1923 года, в неделю Пятидесятницы, во вторник, в 4 часа пополудни, она и умерла. Ей было 54 года.
Как и в Эмили Дэвисон, коллеги-суфражистки видели в Литтон практически мученицу движения. Она не отдала жизнь в одном ярком акте борьбы, но пожертвовала здоровьем, чтобы показать всему миру, как британское правительство обращается со сложными, требовательными женщинами, которые добиваются права голоса.
Эммелин Петик Лоуренс на похоронах леди Кон возложила на ее гроб пальмовую ветвь. Рядом легла записка: «Дорогой товарищ, ты всегда будешь жить в наших любящих сердцах, ты будешь жить вечно – в грядущих поколениях, что унаследуют ту свободу, за которую ты отдала жизнь».
* * *
Энни Кенни пережила подругу на 30 лет. С годами ее саму и ее близких все больнее задевало то, что более громкоголосые и привилегированные участницы движения вытеснили ее из истории суфражизма. «Как коралловый риф создается работой миллионов полипов, так и наше движение складывалось из труда миллионов женщин, работавших молча, в одиночестве и безвестности», – писала она в 1924 году. Она недоумевала, почему историки приписывают все заслуги семье Панкхерст, а ее образ умаляется до «фабричной девушки». В конце концов, когда Кристабель Панкхерст была вынуждена бежать во Францию, именно она возглавляла ЖСПС.
В эти годы печали и обиды ее поддержала Кристабель, которая переехала в Америку и ударилась в религию. «Мое единственное утешение в том, что сейчас в мире происходит все, как предсказано в Библии», – плотно заполняет она характерными апокалиптическими переживаниями листок почтовой бумаги. «Странно, что Сильвия и другие, упоминая Энни Кенни в связи с суфражистской кампанией, говорят так, будто единственно похвальное, что она сделала в жизни, – это работа на хлопковой фабрике! – писала Джесси, сестра Энни, в 1935 году в письме Кристабель. – Теперь, Кристабель, ты и я знаем, кто такая Сильвия. Мы обе знаем, что она питает зависть к тебе и другим суфражисткам, особенно к Энни Кенни».
Кристабель поддержала эту линию, с простодушным снобизмом написав в письме Джесси в 1957 году: «Люди могут предположить, что Энни жила в рабочей робе, в то время как я ни разу не видела ее в ней, и все вы тоже в нерабочее время хорошо одевались. Кроме того, как я всегда говорила, все вы не были типичными работягами. Было бы очень хорошо для страны, будь все рабочие похожи на вас… но, к сожалению, это не так».
