Бурхану показалось, что время замерло, когда створка открылась, и он увидел перед собой то самое лицо. На клиенте не было ничего, кроме белого полотенца, скрывавшего бёдра.
Мгновение он оставался неподвижен, пока красивые губы не скривило отвращение.
– Я думал, это приличный ресторан, – разочарованно сказал стоявший перед ним мужчина. – Давай сюда.
Он протянул руку за пиццей. Разносчик медлил, и тогда Рей, опомнившись, взял с обувницы приготовленные купюры и вложил арабу в ладонь.
Он не успел понять, что произошло, когда араб, бросив пиццу, схватил его за запястье и потянул на себя, одновременно наступая и пытаясь перешагнуть порог.
На одних рефлексах Рей попытался выкрутить нападавшему руку, но не успел – в пальцах разносчика сверкнул нож.
Нападающий прокричал что-то по-арабски и нанёс удар. Рей увернулся, и тот прошёл вскользь.
Он рванул руку араба и, выбил нож. Выкрутил запястье, и клинок полетел на пол. Оба бросились следом за ножом – араб успел на мгновение раньше. Он распластался на полу, но как только Рей накрыл его своим телом – перевернулся на спину и не думая полоснул по горлу.
Рей свалился вбок, глядя на противника широко распахнутыми, удивлёнными глазами и зажимая рукой горло. Араб так же удивлённо смотрел на него. Затем вскочил и бросился прочь.
Рей, с трудом преодолевая боль, тоже попытался встать, но не смог. Из последних сил он оттолкнулся от пола рукой и затащил собственное безвольное тело в квартиру. Нашарил на обувнице телефон и, набрав последний номер, поднёс трубку к уху.
– Да, – голос Майкла был расслаблен и немного зол.
Рей попытался сказать хоть что-то, но сознание мутилось от боли, и он не смог.
– Да! – повторил Майкл. – Рей, что там?
Скользкий от крови телефон выпал из его рук, а ещё через мгновение в трубке раздались гудки.
Кирстин не находила себе места все последовавшие после записи интервью несколько дней. Она мерила камеру шагами из конца в конец. Отчаяние пульсировало в груди, и она снова думала о том, какая же она идиотка. «Продают. Как будто вещь», – думала она. И злость мешалась в сердце с тоской. Кирстин жмурилась, силясь преодолеть подступающие к глазам слёзы.
Спать она почти что не могла.
Еду в этой новой камере подавали через окошко, и поначалу Кирстин даже скучала по тем дням, когда Мастер стал приносить её сам. Впрочем, здесь еду тоже обычно передавал он – или присутствовал, когда её передавал кто-то другой. Он неизменно говорил Кирстин что-нибудь, напоминая о себе.
