Я выждал недельку, а потом направился по адресу, который мне дали в газете. Адриенна Жербуа почти не удивилась моему визиту и провела меня в дом, где царил уютный беспорядок. После смерти Жиля она жила в атмосфере траура и соболезнований, пьянящей и одновременно тягостной. Увидев меня, она сразу же принялась усиленно расхваливать погибшего, главным образом его деятельность во время оккупации и Освобождения. По ее словам, Жиль был известным героем-партизаном в районе Сорг и организатором Освобождения и чистки в августе 1944-го. В течение нескольких недель он царил в Монтё и окрестностях как властелин-победитель. О, как предатели и коллаборационисты перед ним тряслись! Адриенна знала об этом понаслышке, потому что родилась только в 1940 году, но подвиги Жиля записаны в истории Монтё. А что потом? Какой толк из всего этого? Что он получил за свое геройство? Ничего, даже медали! жаловалась она.
Я произнес имя Анжа Креве.
- Анж и Жиль? - воскликнула она. - Закадычные друзья, месье. Можно сказать, неразлучные. Для малыша Креве Жиль был старшим братом, отчасти даже отцом, которого тот не знал, вы понимаете, что я хочу сказать. Как только Жиль устраивался куда-нибудь на работу, тут же являлся и Анж. Приходилось его тоже нанимать. И то, что они погибли в одной и той же катастрофе, вполне естественно, ведь они всегда работали вместе.
Ее последние слова, признаться, меня поразили. Значит, они работали вместе не только на Ружьери?
- Ну конечно. Они были и каменщиками на стройке многоэтажки, и землекопами, и дорожными строителями, и ремонтниками, и обрубщиками сучьев, и сезонными рабочими, когда ничего получше не подворачивалось. Когда нет квалификации, приходится все уметь!
Адриенна, похоже, намеренно избегала говорить о ежегодных катастрофах, жертвой которых чуть ли не каждый год оказывался Жиль. И я не стал касаться этой темы.
Вечером я зашел в "Дофине" за дополнительной информацией. К сожалению, секретарь был с головой поглощен статьей о массовом возвращении из отпусков, ожидавшемся в конце августа и сулившем большие сложности. Для него авария на фабрике Ружьери была делом закрытым и сданным в архив. Признаться, я сам толком не понимал, что мне от него нужно. Но меня по-прежнему занимала эта странная парочка, череда несчастий и загадка смертоносного взрыва на фабрике.
Задержавшись еще ненадолго в редакции, я наткнулся на передовицу первого номера "Дофине либере", выставленную в стеклянной витрине: танки Первой армии входят в город, толпа ликует, последние немецкие солдаты захвачены в плен французскими внутренними войсками. Дата: 11 августа 1944 года. Надо же, подумал я, взрыв на Ружьери случился тоже 11 августа. Глядя, как я изучаю передовицу, секретарь пояснил:
