Длинный запрокинув голову назад, кружился на своей коляске прямо в центре зала. Я в первый раз слышал мелодию, которая играла, но видел, что Длинный просто кайфует. Его глаза были закрыты, а по лицу ползла блаженная улыбка. Вокруг него образовалось много пространства. Это был большой круг, в центре которого он плавно вращался. Я заметил, что этот круг отличается от всех тех, что я видел раньше, когда ещё полноценным человеком ходил на дискотеки. Этот круг был неправильным. Раньше в разгаре танца по кругу ходил цветок, или какой – нибудь предмет. Человек, которому он доставался выходил в центр круга и танцевал там. Это было несколько минут славы, а может быть позора. В любом случае в эти несколько минут ты чувствовал, что находишься в центре внимания. Здесь же всё было по-другому. Большинство танцоров, находящихся по периметру круга были повёрнуты к Длинному спиной. Они не смотрели на него. Они отошли от него подальше, словно от чумного. Я был вторым человеком, оказавшимся в этом круге. В отличие от Длинного, я просто замер на месте. Я не хотел танцевать, не хотел кружиться как Длинный. Эти спины образовали собой щит, отгораживающий меня от музыки и веселья. В звенящей тишине я видел инвалида в коляске, который блаженно улыбаясь раскручивается вокруг своей оси. Да, Длинный был таким же невидимкой как и я. Только он не хотел понимать того, что он невидимка. Он был как то привидение из голливудского фильма, которое пыталось обратить на себя внимание. Я ощущал себя таким же привидением, но в отличие от Длинного хотел и старался быть незаметным.
Я развернулся и стал пробираться назад. Как же я хотел в этот момент быть тем привидением, которое проходит сквозь людей и стены, пронзает любую материю, оставаясь незамеченным. Но я оставался недопривидением и недоневидимкой, поэтому из толпы танцующих мне удалось выбраться, натолкнувшись на добрый десяток человек. Снова оказавшись у стены, наблюдая за волнующейся в такт музыке огромной пёстрой массой, я понимал, что больше не хочу здесь находиться.
Длинный появился, только после двух длинных треков, когда наконец-то заиграл медляк. Он выглядел раскрасневшимся и счастливым.
– А ты чё не пошёл? – спросил он меня, дыша взахлёб, как после кросса.
‒Так… не хочется!
Я не стал признаваться Длинному, что был там с ним.
– Может пойдём? – спросил я его.
– А чего так? – В горящих глазах Длинного отражались вспышки стробоскопов. – Я бы ещё потанцевал. Ну… если хочешь, пошли.
