- Может быть.
Моя очередь оторопеть. Будто ударил в кирпичную стенку и рука не встретила сопротивления.
- Но как можно так просто об этом говорить?
Рассел пожимает плечами.
- А какая разница, если этот путь - единственный?
***
Интермедия заканчивается.
Рассел улыбается.
- Друг мой, я Вас не узнаю. Откуда этот расизм?
Всплескивает руками. Ирония в голосе и жестах - как капля дорогой приправы к хорошему блюду. Каждый разговор со мной для него - еще одна возможность отточить мастерство человеческого общения. Истинный энтузиаст.
- Ну, существо другого вида, так что же? - по-профессорски степенно вопрошает Рассел, удивленно вздымая густые англосаксонские брови, - Я же помню, как у Вас не один раз вырывалось - о Вашем с Кати родстве душ, общих интересах, глубоком понимании друг друга. Неужели этого мало?
Я медленно прохожу мимо шкафов, скользя взглядом по рядам фолиантов.
- Да нет никакого понимания, - мои слова шуршат будто сыплется песок, - Я даже языка её не знаю.
Беру в руки альбом. Открываю на иллюстрации с Цезарем Борджиа во главе Тайной вечери.
Выпускаю книгу из рук. Она шлепается на стол раскрытыми страницами вниз.
- Ставлю мешок золота - я бы даже не смог на нем слова произнести. Это птичий клёкот в лучшем случае или жабий свист. В худшем - какие-нибудь пахучие выделения.
Я сжимаю другую книгу пальцами, на мгновение задумываюсь, сметаю с полки весь ряд и вижу за ними черноту и вспышку света. Фолианты ссыпаются на пол в неряшливую горку. Становлюсь на корточки, беру один, открываю. Упираюсь в строгий взгляд седобородого зануды Кальвина.
- Сколько у нее конечностей - восемь, десять? А почему я, вообще, решил, что число - четное?
Верчу в руках светильник со стола, провод натягивается как якорный трос.
- С чего я взял, что они у нее, вообще есть?
- А какая разница, если на Соледад вы можете быть вместе, не думая об этом?
- Да потому что ваши капсулы не совместимы с человеческой природой! На Новой Земле воссозданное человечество не будет рассажено по непроницаемым клеткам. Мы будем свободны!
- А что хорошего в этой свободе, если Вы не можете в нее взять самое близкое существо? Сколько бы конечностей у него не было?
Рассел невозмутим, наблюдает за мной с терпеливым любопытством.
- Да не в конечностях дело! - бросаю я ему с досадой, - Главное, что всё это время со мной говорила не она! Не оно, - поправляюсь я зачем-то.
В сердцах плюю на пол. Долбанное косноязычие.
