- Представь голубую планету, населенную моими детьми, - вдохновенно вещаю я, - Они - очень разные: белые как каррарский мрамор, черные как небо над экватором, желтые как песок на малабарском пляже. С черными кудрями и вихрами цвета соломы. Высокие и низенькие. Толстые и поджарые. Грустные и веселые. Но все невероятно красивые.
Встаю. Мой рассказ возносит меня все выше. Я вижу Новую Землю с высоты птичьего полёта.
- Наш новый дом прекрасен. Его города утопают в зелени, вода и воздух чисты и прозрачны. В нем нет войн и насилия. Все живут в одном государстве. Матери нянчат младенцев, сильные мужчины трудятся на благо своих семей, их красивые дети под пение птиц босиком по траве идут в школу.
- И ты всё это им рассказал? - тихо перебивает Кати, - Так же, как рассказываешь мне сейчас?
- Да, - киваю я.
Я вспоминаю, с чего начался разговор, и стремительно падаю из горних высей на мостовую. Больно.
- И они отклонили апелляцию. Опять.
Я - тетерев, подстреленный на току. Кати смотрит с искренним сочувствием. Мне от этого не легче.
Кати задумывается. Опускает голову. Кажется, она хочет что-то сказать, но тщательно подбирает слова.
- Тебе не кажется, что пора остановиться?
Я холодею. Медленно поворачиваюсь к Кати.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты не сможешь их переубедить. Который год ты тратишь на несбыточную мечту?
- Но разве у меня есть выбор? - удивленно говорю я.
- Есть, - говорит Кати, глядя мимо меня, - Ты можешь остаться со мной. Здесь. И просто жить.
Смотрю на Кати, будто в первый раз.
- Где - здесь? В нарисованном Амстердаме? В кукольном Лондоне?
- Здесь, на Соледад. В реальном мире.
- В реальном?
Я хохочу.
- На Соледад нет ничего реального.
- Не говори так. Это мой дом.
Я понимаю, что выплескиваю на Кати злость, адресованную не ей, но не могу остановиться.
- Твой дом? С большими бетонными вазами у входа? С занавесками на окнах? С залитой дождем булыжной мостовой в узком переулке?
Я смеюсь. Кати непонимающе смотрит на меня.
- О чем ты?
- Ни о чем. Мне пора. У меня еще много дел.
Ухожу, не оборачиваясь. Чувствую спиной взгляд Кати, обиженный, растерянный, не понимающий.
***
Раз, два, три, раз, два, три.
Мы с Имельдой танцуем вальс. Вернее сказать, она танцует, а я стараюсь не слишком ей мешать. Вместе с нами по залу Венской оперы кружится еще сотня пар.
Имельда умело ведет. Ее руки мягко и одновременно уверенно лежат на моих плечах. И она - живая. Танец - часть её исследования, но сейчас, кажется, она тоже забыла об этом, и просто радуется движению, молодости и полноте жизни.
