— Дважды. Во второй раз я поместил закладки в части, которые должен запомнить.
— Например?
— Одна из моих любимых — пляж. — Он подмигивает, и мое лицо пылает.
— Прости, что спросила.
— Я действительно заставил твои волосы встать дыбом?
— Боже мой! Стоп.
— Что? Мне нужно знать, чтобы я сделал правильно, если у меня будет шанс сделать это снова.
Я затыкаю уши и смотрю на клетчатый узор пледа, молча желая, чтобы он оставил эту тему.
— Мне также понравилась та часть, где ты сказала, что последуешь за мной куда угодно.
Я качаю головой и начинаю напевать про себя.
— И все то, что ты сказала вчера о том, что никогда не думала обо мне? Ну же. Вся книга обо мне.
Я напеваю громче. Слышу его смех, но ему не нужно знать правду.
— А когда ты написала, что считаешь меня мужчиной, который профессионально целуется... Боже, какой это был подъем моего эго.
Вскочив с пледа, я кричу:
— Ты высказал свою точку зрения. Но я не думала обо всем этом. Я просто описала все так, потому что мы, писатели, должны приукрашивать вещи, чтобы сделать их лучше, чем они есть! Как я и сказала... фантазия!
Фишер делает еще глоток вина. Я вижу, что ему весело. Он поднимается с земли и подходит ко мне. Мой желудок переворачивается, когда он убирает прядь волос с моих глаз.
— Докажи это.
Я кладу руки на бедра.
— И как мне это сделать?
— Позволь поцеловать тебя. Если ты серьезно ничего не чувствуешь, я больше никогда этого не сделаю.
— Мне не нужно ничего доказывать!
Он улыбается.
—Ладно, я буду продолжать думать, что был прав.
— Ты засранец.
— Я настоящий засранец.
— Ты совершенно неправ, но ты можешь думать что угодно. Меня это не волнует.
Фишер пожимает плечами и садится обратно, оставляя меня стоять. И откусывает кусочек лазаньи.
— Очень вкусно. Ты должна съесть, пока все теплое.
— Знаешь, ты неправ. Я думала, ты понимаешь, что я придумала всю книгу.
— Ладно. Я верю тебе.
— Нет, не веришь!
— В самом деле, Грир. Если ты говоришь, что ничего тогда не чувствовала, я тебе верю. Тебе не нужно ничего доказывать. — Он снова подмигивает мне и самоуверенно улыбается.
Я одновременно сжимаю зубы и кулаки.
— Встань.
— Я сейчас ем. Может, позже.
— Черт возьми, Фишер, встань прямо сейчас, чтобы я могла доказать тебе это!
— Нет. Мне и так хорошо.
— Черт побери! Поцелуй меня!
Его глаза темнеют, когда он ставит тарелку на плед, встает и медленно подходит ко мне. Он слегка касается моей щеки кончиками пальцев. В выражении его лица больше нет веселости.
